Проанализируем два отрывка:

Наблюдения Бергсона заставляют предположить существование двух различных по природе желаний. Одно из них – вызванное созданной интеллектом ложной пустотой такое же ложное желание действовать. Другое – созданное самой жизнью, длительностью, подлинное желание созерцать (или пребывать, или существовать, или длиться). Говоря точно, перед нами – актуализирующее личность желание действовать и требующее отказа от личности желание длиться. Эти желания функционально различны, первое создает пустоту и стремится «заделать» ее, второе – принимает полноту и погружается в нее.

Сложно не увидеть здесь влияние «восточно» ориентированной философии Шопенгауэра. Нам предлагают погрузиться в «нирвану» созерцания, чтобы слиться с пронизывающим нас изначальным жизненным порывом. Это даст нам силы, но какой ценой? Ценой отказа от интеллекта и личностной идентичности. Свободой творчества у Бергсон наделяется Вселенная в целом, но каждый отдельный человек лишь подчиняется принуждающему его к «творчеству» жизненному порыву, который разбрасывает во все стороны «струи» своей свободы (образ из «Творческой эволюции»). Если Шопенгауэр прямо называет активность Воли к жизни бессмысленной, то Бергсон маскирует эту же по сути мысль в восторженные восхваления жизненной энергии. Говоря об особенной природе человека, Бергсон, тем не менее, всякий раз эту мысль предает. Нет, и не может быть никакого творчества без свободы человеческой личности, желающей свободно. Восхищение разнообразием и неистощимой фантазией природы оборачивается в конечном итоге лишением человека личности и свободы.

Понимая, что его определение разных по природе интеллекта и инстинкта «разрывает» человека на две части, Бергсон предлагает «смешать вместе рефлекторное и волевое» (с. 411), чтобы пойти затем «на изыскание текучей реальности, стремительно бегущей под этой двойной формой, без сомнения, причастной той и другой, не будучи ни в одной из них» (с. 412). Но как это сделать? По сути дела нам описывают восточную технику медитации, которая позволяет растворяться в потоке жизни, вместо того, чтобы изучать рациональный и эмоциональный «потенциал» и рефлекторного, и волевого, и бессознательного, и разумного желания, которым одарен человек. Вместо того чтобы усовершенствовать интеллект, нам предлагают отказаться от него в пользу интуиции.

В книге Бергсона множество неясностей. Если инстинкт – достояние природы и жизни, то, как следует из теории самого французского философа, он должен создавать «напряжение» и побуждать человека противостоять косной и инертной материи. Но ведь интеллект – тоже порождение жизни. Не понятно, кто же виноват в том, что человек действует, а не созерцает? Путаница эта порождена ошибочным представлением о том, что инстинкт должен непременно противостоять интеллекту, что интеллект есть вещь мертвая и противоестественная. Вторая ошибка – попытка свести духовное к психическому. Третья – не владение понятием личность. Бергсон не видит связи между свободой, творчеством, с одной стороны, и личностью, с другой. Тем самым свобода и творчества жизненного порыва лишь декларируется, не получая должного обоснования. Оптимистичная по общему тону, работа Бергсона оказывается пессимистичной по тем выводам, к которым придет всякий внимательно ее изучивший. Интеллекту не дано то, к чему он стремится, а инстинкт никогда не станет стремиться к тому, что только ему одному дано. Чтобы слиться с длительностью, нужно, по сути, отказаться от «рацио» и «личности» и предоставить «жизненному порыву» творить нами, познавая свободу и творчество как бы «со стороны». Подобная мысль встречается и у М. Шелера (См.: Шелер М. Положение человека в космосе // Проблема человека в западной философии. – М.: Прогресс, 1988. – С. 31–95), который также указывает на проблему несоответствия основных принципов человеческого бытия – могущественного, но слепого жизненного «порыва» и всепостигающего, но бессильного духа.

Уличая в слабости интеллект, не поднять авторитет инстинкта. Бергсону не удалось найти решения проблемы «разорванного» человека. Одна из причин того – использование понятий, сформировавшихся в рамках философии классической рациональности. Философия целостного человека нуждается в понятиях, которые бы с самого начала определяли человека как нечто принципиально целостное и единое. Проблема не в том, что человек не может, но скорее в том, что он не хочет быть свободным и целостным (или, что точнее, не умеет хотеть быть целостным и свободным).

Несмотря на указанные недостатки, в работе Бергсона есть важные идеи и догадки: (1) идея существования функционально различных причин; (2) идея «вихревых движений» внутри жизненного порыва, наличия «конфликтующих потоков» в общем течении жизни, представление жизненного порыва как противоречия; (3) представление эволюции в форме времени, а не пространства; (4) определение жизни как стремления, творческой активности, усилия и противостояния; (5) мысль о существовании функционально различных желаний.

Желание – не «толчок», хотя количество и качество причины влияют на количество и качество вызванного ею действия, но желание, в отличие от толчка, не прекращается после того, как подтолкнуло действие, а остается в нем влияя на его количество и качество. Желание – не «разряд», при котором ни количество, ни качество действия не меняются с количеством и качеством причины. Но желание и не «развертывание», где лишь количество причины важно для действия, но качество причины не влияет на качество действия. Сфера идеального, сверхбытийного влечет нас к себе, а не «подталкивает в спину», как то с потребностью, сферой физического, материального, бытийного. С другой стороны, в желании действительно присутствует творчество и неожиданное.