Василiй Васильичъ ждалъ этаго, но и ждалъ, что Царевна Софья не допуститъ до этаго меньшаго брата. Такъ и случилось. Когда вернулся лтомъ изъ Крымскаго похода Кн. Василiй Васильичъ, и меньшому Царю наговорили, что Кн. Василiй Васильичъ въ поход понапрасну погубилъ много казны и народа, Царевна заспорила, велла раздавать походнымъ людямъ большiя награды, а Кн. Василiй Васильичъ сталъ еще больше подбивать Царевну. Онъ ей говорилъ:

— Хоть бы знать, Государыня, кому служилъ. Тогда бы и знали, за что ждать награды, а за что наказанье. Выходитъ дло на то, что мы, <воеводы,> — до послдняго ратника, потъ и кровь проливали, животы покладали, думали заслужить ласковое слово, а заслужили — и ласковое слово отъ тебя — на

Первая страница автографа Л. И. Толстого одного из начал романа времен Петра I (третий вариант).

(Размер подлинника)

томъ бьемъ челомъ — и гнвъ, откуда не ждали. А васъ съ братомъ, кто же судить будетъ. —

Отъ такихъ словъ въ Царевн разгоралось сердце. Она говорила:

— Мы 7 лтъ правимъ царствомъ; мы царство взяли, оно шаталось. Кабы не мы, всхъ бы, и братишку то мого съ его матерью и дядями, всхъ бы побили, если бы не наша была заступа. И мы царство такъ подняли, что оно въ б`oльшей слав стало, чмъ было при отц нашемъ и дд, и за то намъ теперь хотятъ поперечить, нашимъ слугамъ въ наградахъ отказываютъ. Такъ мы же не посмотримъ на брата. Да и что, и разв братъ нашъ — онъ знаетъ, что длать. Всмъ ворочаетъ мачиха, злая змя подколодная, съ братьями, да съ твоимъ братцомъ Борисомъ.

Отвчаетъ Голицынъ:

— Государыня Софья Царевна. Не отъ насъ установлено царствовать посл родителя сыну. Старшему сыну обычай былъ царствовать посл отца. Стало быть точный наслдникъ Царя Алекся одинъ есть Иванъ Алексичъ. Если жъ Иванъ Алексичъ по Божьему гнву убогiй, надо его отстранять и меньшаго поставить на царство.

А Ивана избрали народомъ, стало быть онъ имъ годился. — Выбрать надо одно: или царство меньшому отдать, а теб и Ивану постричься, или Петру указать, что не Царь онъ, а братъ онъ Царя, такъ, какъ братомъ Царя былъ при едор братъ его младшiй.

И нахмурила черныя брови Царевна и ударила по столу пухлой ладонью.

— Не бывать ей Царицей мужичк, задушу съ мдвежонкомъ медвдицу злую. Ты скажи, князь Василiй, — ума въ теб много — какъ намъ дло начать. Ты самъ знаешь какое.

Усмхнулся проныра старикъ и какъ двица красная очи потупилъ.

— Не гораздъ я, Царевна, на выдумки въ царскихъ палатахъ, какъ испортить невсту, Царя извести, это дло не наше. Въ ратномъ пол служить, съ злымъ Татариномъ биться въ степи обгорлой, не дость, не доспать, въ дум думать с посла[ми], Богъ мн далъ, и готовъ тмъ служить до упаду. А что хитрыя мудрости, крамолы ладить въ царскихъ хоромахъ, у меня нтъ ума, и того Богъ мн не далъ. Если думу подумать о Царств, народ, о казн государевой, о послахъ, воеводахъ, подъ Азовъ воевать, строить храмы, мосты — я готовъ, а на дло въ хоромахъ есть стрльцы, есть118 Леонтiй Романычъ, твой близкiй слуга Шакловитой. Я жъ усталъ, и жену, и дтей ужъ давно я не видлъ. Поживу своимъ домомъ пока, какъ въ скиту, а когда что велишь, я готовъ на всякъ часъ. Когда примешь [?]. —

Такъ прожилъ, какъ въ скиту, Князь Василій Голицынъ съ Петрова дни до перваго Спаса. Приходили къ нему отъ Царевны послы, говорили ему неподобныя рчи — что хотятъ извести мать Царицу119 съ Петромъ ея сыномъ, Кн. Василій молчалъ и совтовалъ дло оставить. Покориться сходне, говорилъ Кн. Василій, чтожъ, сошлютъ въ монастырь, отберутъ награжденьи,120 земли, дворы, <рухлядь>, золотыя... И безъ нихъ можно жить.

Еще мсяцъ прошелъ, по Москв все бурлило. Меньшой Царь испугался, ухалъ ко Троиц, и приказы пришли, чтобы ко Троиц шли бы вс ратные люди. —121

Князь Василій все ждалъ, не вступался въ смятенье. Ужъ не разъ удавалось ему отсидться отъ смуты и къ тому притулиться, чья вверху была сила. Такъ онъ ждалъ и теперь, и не врилъ, чтобъ верхъ взяла матери Царской Нарышкиной сила. А случилося такъ.

Какъ у барки навситъ купецъ тереза на подставки и насыпавъ въ кадушку зерно, на латокъ кладетъ гири. Десять гирей [?] положитъ, не тянетъ; одну броситъ мрку, вдругъ все зерно поднимаетъ и тяги и силы ужъ нту въ кадк, пальцомъ работникъ ей колыхаетъ.

Такъ сдлалось съ Княземъ, чего онъ не думалъ. Всы поднялись, и себя онъ почуялъ въ воздух легкимъ. Вмсто той тяги, что чуялъ въ себ. Чуялъ допрежде того, что съ великой силою никто его тягу поднять не подниметъ, своротить не своротитъ, почуялъ, что онъ, какъ соломка, сбившись съ крыши, качается втромъ.

Слышалъ про то Кн. Василій, что здила къ Троиц Царевна, съ братомъ мириться, что къ брату ее не пустили, слышалъ, что Романыча Шакловитаго взяли стрльцы, заковали и къ Троиц свезли, какъ заводчика вора, слышалъ, что ратные люди и нмцы, солдаты къ Троиц ушли, что бояре туда, что ни день, отъзжаютъ, слышалъ все это Василій Василичъ Голицынъ Князь и зналъ еще многое, хоть и не слышалъ. Зналъ онъ, что кончилась сила его. Зналъ, потому, что послдніе дни было пусто въ богатыхъ хоромахъ. Непротолчно бывало стоять дожидаютъ и дьяки, дворяне, бояре въ его.... передней.122 А теперь никого не бывало, и холопы его — ихъ до тысячи было, ужъ не т; что то видно на лицахъ и вчера спросилъ конюха, его нту, сказали ушелъ и другіе бжали. Только видлъ въ т дни онъ любима[го] сына, невстку брюхатую, да старуху Авдотью, жену распостылую. —

I.

Какъ на терезахъ твердо, — не двинется — сидитъ на земл положенная гиря и также сидитъ, пока на другой латокъ въ насыпку зерно сыплятъ работники, и вдругъ отъ горсти зерна поднимается и колышется безъ силы отъ пальца ребенка, такъ точно посл шести лтъ силы при Цар едор и 6 лтъ при Царевн Софіи, когда Князь Василій Васильичъ Голицынъ чувствовалъ себя первымъ человкомъ въ Царств, и вс просили милости, онъ награждалъ и наказывалъ, и богатству его не было смты, такъ посл 12 лтъ, ничего не сдлавъ, вдругъ Кн. Василій Васильичъ почувствовалъ, что нтъ больше въ ней силы, что онъ, такъ крпко сидвшій, что ничто, казалось, не могло поколебать его, что онъ виситъ на воздух и, какъ соломенка, выбившаяся изъ подъ крыши, мотается по втру и вотъ вотъ оторвется и полетитъ незнамо куда и никто объ ней не подумаетъ. И, какъ главное ядовитое зло при житейскомъ гор, сильне всего мучала Князя та вчная злая мысль: когда же сдлалось, когда началось мое горе. И въ чемъ оно, горе. Когда я все тотъ же, все тже во мн силы, тже года, тоже здоровье, тже дти, жена, тже мысли. Или нтъ горя или я сшелъ съ ума, что вижу, чего нтъ.123