Л Н. Толстой
Шрифт:
Жилъ Онисимъ одинъ уже 8 лтъ. Была у него одна изба старая, сни и клть плетневая съ <рундукомъ>,268 дворишка крытый. Овинъ на задворкахъ, дв лошади и стригунъ, коровенка, 5 овченокъ, дв телеги, сани, соха, борона, да бабьи пожитки.
Въ прошломъ 22 году рожь вовсе не родилась, и кое какъ прокормились, гд въ займы взялъ 5 осьминъ, гд овсомъ, но скотину не продали. Въ ныншнемъ, 23-мъ году урожай былъ хорошъ, и озимое, и яровое, и сно родилось, такъ что Онисимъ надялся долгъ отдать, прокормиться и пустить на зиму лишнія дв головы.
Только уборка въ ныншнемъ году задержалась. Спожинками пошли дожди, и хлбъ отбился отъ рукъ. Съ Успенья опять стало ведро. Въ то время, какъ родился у него сынъ, Онисимъ доваживалъ послдніе снопы съ поля. —
Онисимъ въ этотъ день до зори пріхалъ изъ ночнаго. Бабы уже были вставши и издалека еще онъ увидалъ въ туман дымъ изъ своей избы. Изба его была 2-я съ края. Бабы ставили хлбы. Мара выбжала, отворила ворота, и Онисимъ269 тотчасъ пошелъ съ бабой мазать и запрягать об телеги. Запряжомши, онъ вошелъ въ избу, закусилъ, взялъ кафтанъ и выдвинулъ лошадей на улицу. Мара, ходившая къ сосдк за270 солью, забжала въ избу одться и приказавъ матушк свекрови двчонокъ и надвая на ходу кафтанъ,271 выбжала изъ сней, подошла къ телег и вскинула въ ящикъ веревку. Увидавъ ее, Онисимъ тронулъ передовую чалую кобылу. Мара, хоть и кругла уже была, но живо ухватившись за грядку и подпрыгивая одной ногой по дорог, пока приладилась другой стать на чеку, вскочила, взвалилась въ новую лубкомъ обтянутую заднюю телгу и взялась за вилы. Но, только что отъхали, Мара закричала:
— Митюха! Постой. Вилы забыли.
— На двор, въ саняхъ! — крикнулъ мужъ.
<Баба> сбгала <и> принесла вилы, и они похали рысью. <И они выхали за околицу.> Но какъ ни рано они выхали — еще солнушко не выходило изъ за Барсуковъ,272 — а ужъ за околицей на встрчу имъ попался дядя Нефедъ съ сыномъ на четверомъ.
— Не сыра? Дядя Нефедъ! — крикнулъ Онисимъ.
— Сверху росно,273 а суха, не, ладна, — отвчалъ Нефедъ, хворостиной отгоняя близко набжавшую на него лошадь Мары.
Заворотивъ съ дороги на свою пашню, Онисимъ выскочилъ изъ телги, завернулъ за оглоблю подласаго мерина и, поддвинувъ чалую къ самымъ крестцамъ, перевернулъ, ощупалъ снопъ и — господи благослови — скидалъ верхніе снопа, которые были сыры, и сталъ укладывать сплющившіеся отъ дождя снопы волотью внутрь, гузомъ наружу, — тяжелые снопы. Мара подтаскивала изъ другаго крестца знакомые ей, ею нажатые, ею навязанные снопы. Какъ только ящикъ былъ полонъ, Онисимъ влзъ на телгу, и Мара, доставь <вилы изъ задней телеги>, подтаскивала ловко снопъ за снопомъ, подкидывала ему такъ скоро, что онъ не успвалъ съ ними разбираться.
— Будетъ чтоли?
— На ужъ, всю забирай.
И Мара, взявъ вилы изъ другой телги, всадила ихъ подъ свясла, дала послдніе 6 сноповъ, подлезла подъ ось, достала веревку и перекинула. Увязавъ возъ, Онисимъ спрыгнулъ, завернулъ Чалую и подвелъ подласаго къ другой копн.
Другую копну Мара также перекидала почти всю, но вдругъ остановилась и оперлась на вилы, вложивъ локоть въ развилину.
— Кидай чтоль? — крикнулъ мужъ. — Аль умираешь.
— Держи, — крикнула баба, вдругъ тряхнувъ головой, чтобы поправить кичку и докидала послдніе снопы.
Опять они увязали и другой возъ и вывели лошадей по неровной пашн на прибитую, усыпанную зернами дорогу. Солнце уже взошло и со всхъ сторонъ мужики, которые накладывали, которые вызжали, которые уже увозили снопы. Выхавъ на дорогу, они попали въ274 обозъ. Впереди хали Макарычева возы, сзади рысью догналъ ихъ Савоска. —
Савоська разсказывалъ двумъ шедшимъ съ нимъ мужикамъ, какъ вчерась прізжалъ на барскій дворъ воеводскій писарь описывать. Дмитрій подошелъ къ нимъ, послушалъ, но, замтивъ, что подласый щипетъ изъ воза, онъ большими шагами пошелъ мимо воза, поднялъ выбившіеся колосья, глянулъ искоса на Мару изъ подъ черныхъ насупленныхъ бровей. Она была красна и потна, какъ будто въ самую жару и шла неровно.
— Ползай на возъ чтоль? — сказалъ Онисимъ.
Мара, не отвчая, взялась за снопы.
— Эй, Митюха, останови мерина то, бабу посадить.
— Тпруу. — И почти на ходу Онисимъ подсунулъ перебиравшую по веревк руками бабу и, когда она скрылась отъ него вверху, пошелъ къ передней лошади.
— Вишь бабу то жалешь, — крикнулъ Митюха.
— Нельзя же.
Когда они своротили съ слободы проулкомъ на гумно и подъхали къ одному конченному круглому овсяному, другому ржаному и 3-му начатому одонью, Маре отлегло, она встала на возу,275 развязала и, принявъ вилы, стала скидывать мужу на одонье. Когда она скинула послдній снопъ, высоко держа его надъ головой и осыпая свое потное лицо зернами, грмвшими, какъ дождь, по новому лубку телги, <она почувствовала,276 что мочи ея нтъ больше> и упала въ телгу, какъ только лошадь двинулась. Двчонка старшая вышла на гумно и вынесла кувшинчикъ квасу. Онисимъ напился и передалъ жен. Мара смочила свои пересмяклыя губы и277 напилась и опять взялась за работу. Она отогнала лошадь, дергавшую колосья изъ одонья и закрутила ее и хотла взяться за другую, но опять дернулась и охнула.
— Я до двора пойду, Митя.278 Не можется мн.
— Э! Дуй тебя горой! Поди, да Матушку пошли, — сказалъ <Онисимъ>, — докидать надо.
И Мара побрела по тропинк черезъ гумно ко двору.279
Проходя мимо току, Мара подмела раскиданныя ворошки и загнала куръ. Потомъ зашла въ конопи и подняла яичко. Кириловны не было въ изб, она пошла на рчку съ бльемъ.
— Поди, матушку посылай и Машку280 возьми, — сказала Мара двчонк и сла на лавку противъ печки. —