Говорили, что онъ ушелъ такъ далеко, благодаря своему искательству въ властныхъ людяхъ; но никто не могъ сказать, чтобы искательство его было не благородно. Онъ любилъ сильныхъ міра сего, и его любили. И онъ не виноватъ былъ, что его дружбы были въ этомъ сильномъ кругу. Въ униженіи себя передъ кмъ либо никто не могъ уличить его. Говорили, что онъ любилъ веселье и женщинъ; но онъ самъ первый говорилъ это. Говорили, что онъ умлъ показывать лицомъ товаръ своихъ заслугъ, что была театральность въ его дйствіяхъ; но онъ самъ говорилъ, что онъ любитъ303 величіе, и онъ никогда не могъ быть смшенъ <для большой массы>; а если были люди, находившіе смшное въ его величіи, то ихъ смхъ былъ слишкомъ тонкій, чтобъ сообщаться массамъ и казался смхомъ зависти. Страстные поклонники говорили, что онъ былъ великій человкъ, очевидно призванный къ великому. Но вс — т, которые такъ или иначе думали, должны были соглашаться въ томъ, что человкъ этотъ независимо отъ своихъ свойствъ, какъ янтарь независимо отъ своихъ свойствъ, имлъ еще какую-то помимочную силу, очевидно сообщавшуюся всмъ людямъ, приходившимъ съ нимъ въ сношеніе. —

Войска — вся масса оживлялась, узнавая, что онъ прізжаетъ или назначается начальникомъ, наружность, лицо, голосъ его, звукъ его имени дйствовалъ возбудительно. Молодые офицеры, солдаты съ особеннымъ удовольствіемъ длали ему честь, когда онъ съ красивымъ конвоемъ впереди и сзади коляски прозжалъ по улицамъ. Когда онъ говорилъ въ толп начальствующихъ, окружающіе прислушивались къ его голосу и приписывали значеніе каждому его слову. Когда его неподвижное красивое лицо вдругъ измнялось въ улыбку, улыбка эта сообщалась невольно. Когда офицеры и солдаты, проходя мимо дворца, который онъ занималъ, видли създъ каретъ, свтъ въ окнахъ и звукъ музыки, они съ удовольствіемъ безъ малйшей зависти думали о томъ, что нашъ Князь веселится. Его везд, гд онъ начальствовалъ, называли нашъ Князь.

Утренніе доклады кончились. Два Генерала и адъютантъ съ портфелемъ, излишне раскланиваясь въ дверяхъ, ушли наконецъ. Князь посидлъ, облокотивъ лобъ на руку. Въ голов его происходила всегда занимавшая нсколько времени перемна, какъ въ орган валовъ. Все утро у Князя не было мысли кром дла. Теперь же валъ дла работы вынулся и замнился другимъ, валомъ удовольствія. Князь всталъ, заложивъ руки назадъ и выглянулъ въ пріемную. Съ Адъютантомъ сидлъ Никитинъ. Никитинъ, служащій у Князя же по гражданской части, игрокъ, свтскій, умный, бойкій, все знающій, услужливый человкъ съ неяснымъ прошедшимъ, но человкъ высшаго круга. Его то и нужно было Князю.

— А, Никитинъ! — Онъ подозвалъ его къ себ, подалъ два пальца руки. — Ну что дла?

Горбоносое, тонкое лицо Никитина, сангвиническое, но худое, съ мелкими жилками, какъ и всегда выражало веселую, энергическую насмшку надъ всмъ, съ чмъ онъ имлъ дло.

— Дла бездлья, Князь? — сказалъ онъ, пожимая два пальца также весело и просто, какъ, если бы ему съ поклономъ были протянуты об руки. — Дла вотъ какъ. Завтра у васъ репетиція. M-me Синивинъ-Зюлейка и длаетъ костюмъ. Она будетъ прелестна. Ивановъ Арабомъ.

—Ну, Ивановъ по мн хоть Самодомъ. Такъ зовите ихъ завтра обдать ко мн. Нынче у меня офиціальный. Если хотите, прізжайте.

— Благодарю, Князь, если позволите, не пріду.

— Все карты.

— И карты, и нжная страсть...

Князь улыбнулся и попросилъ Адъютанта велть подавать коляску.

Онъ халъ къ начальнику города и къ женщин, которая ему уже надола. Сининская была та женщина, самая блестящая въ город, которую онъ выбралъ, но которая, странно ему казалось, выбрала не его, но однаго женатаго Полковника Ком[андира] <Князя> Семена Щетинина, однаго изъ тхъ дюжинныхъ героевъ послдней войны, который изъ отставки поступилъ на службу и что то тамъ въ глубин арміи длалъ, хлопоталъ, и добились той маленькой военной репутаціи, которая такъ дорого стоитъ и такъ мало даетъ. —

Князь Мещериновъ не признавался себ — это было бы унизительно, — но онъ ненавидлъ Щетинина за эту женщину и теперь съ помощью Никитина, знавшаго весь свтъ и все умющаго, добивался того, чтобы у Сининской занять мсто Щетинина. —

Князь зналъ Щетинина, какъ своего подчиненнаго, но никогда не любилъ его. Въ Щетинин было что-то неясное и жестокое, для Князя Щетининъ былъ изъ того же круга, какъ и Мещериновъ, былъ также военный и также честолюбивъ; но во всемъ есть оттнки: Щетининъ былъ дальше отъ Князя, чмъ его Адъютантъ Ефремовъ изъ мелкихъ дворянъ именно потому, что Щетининъ могъ думать, что онъ иметъ тже честолюбивые помыслы, какъ и Князь и въ особенности потому, что Щетининъ могъ думать, что онъ тогоже круга, какъ и Князь, тутъ и была огромная разница. Можетъ быть, что Щ[етинины] б[ыли] древняя <фамилія>, можетъ быть, они были хорошей породы. Это надо было изслдовать, то же, что Мещ[ериновымъ] дала Екат[ерина] 40 тысячъ десятинъ и что съ тхъ поръ они друзья двора, это несомннно, и положеніе другое. Князь не позвол[илъ] бы себ сказать, что онъ не лю[битъ] Щетинина, это б[ыло] б[ы] низко; но 2 нед[ли] т[ому] н[азадъ], онъ подпис[алъ] бумагу, подсун[улъ] назн[аченіе] Щ[етинину] бр[игаднымъ], и былъ радъ этому. Если бы онъ далъ себ тр[удъ] поду[мать] чему онъ радъ, онъ нашелъ бы, что онъ р[адъ] т[ому], что Щ[етининъ] заслуж[илъ] др[угаго], но ему да[ли] (зная, что ему пріятно), и онъ подписалъ. —

Онъ одлся и вышелъ садиться. Князю доложили о Щетинин.

— Зачмъ не вовремя? — но благод[аря] этому чувству, чтобы быть благород[нымъ], онъ принялъ.

Князь едоръ Щетининъ.

1 часть.

I.

Уже прошло 2 года съ тхъ поръ, какъ Князь едоръ Щетининъ оставилъ свой домъ, семью и тихую, занятую жизнь и не для честолюбія, не для выгоды, не для славы, бросилъ все и поступилъ опять въ военную службу тмъ же чиномъ подполковника, которымъ онъ вышелъ. Онъ поступилъ тогда на службу только потому, что, прочтя въ газетахъ о томъ, какія оскорбительныя условія были предложены в Россіи, онъ почувствовалъ себя оскорбленнымъ, ничего не могъ длать, думать; и, когда пріхалъ въ Москву изъ деревни и увидалъ друзей и знакомыхъ и почувствовалъ, что то чувство оскорбленія было не въ немъ одномъ, а во всей Россіи, онъ понялъ, что ему нельзя жить по прежнему, вернулся домой, объявилъ своей жен ршеніе поступить въ военную службу, перенесъ слезы, отчаянье, угрозы семьи, подалъ прошеніе и ухалъ на войну; прошло два года, война ужъ кончилась. Имя едора Щетинина знало все войско, знала и Россія, когда читала дневникъ войны и ужъ начинала забывать его. едоръ Щетининъ былъ Генералъ маіоръ съ золотою саблей и тремя чинами,304 Владимиромъ съ мечемъ и звздой, которымъ онъ не гордился, и георгіемъ за взятіе батареи, которымъ онъ гордился. Война ужъ кончилась 6 мсяцевъ, и большинство людей, вступившихъ на службу какъ Щетининъ только для войны, повышли въ отставку, но онъ оставался на служб и даже не побывалъ дома. Онъ былъ начальникомъ305 бригады въ войскахъ, стоявшихъ <въ одномъ изъ южныхъ городовъ> еще на границ. Командующій войсками былъ сильный по богатству, знатности, придворнымъ связямъ — Князь Михайла Острожскій. <Штабъ войскъ находился въ прелестномъ южномъ город.>

Острожскій, молодой красавецъ, сильный по связямъ, холостякъ, богачъ, независимый начальникъ края, жилъ Царемъ въ маленькомъ и прелестномъ южномъ городк, окруживъ себя блестящей военной самовластной роскошью, и жизнь для главныхъ лицъ войска, особенно посл трудовъ, лишеній и опасностей войны, была <для> молодыхъ военныхъ волшебно обворожительная.

Красивйшія женщины края, подъ разными предлогами, столпились въ городк, и жизнь города была рядъ гуляній, баловъ, музыки,306 обды, все это съ военнымъ блескомъ, военно веселой безпечностью и военной самовластностью.