силами самой исследовательской партии в непригодный для полевых работ период года

и без участия вспомогательных партий вполне оправдался. Правда, это был тяжелый

труд, но все же он оказался выполнимым. А это главное. Кто ищет легкой работы в

Арктике, тому здесь нечего делать.

Однако нельзя было забывать, что вся проведенная работа не являлась самоцелью.

Она только давала нам прочную базу для следующего этапа экспедиции. Выражаясь

военным языком, все сделанное можно было назвать разведкой боем, захватом боевых

плацдармов и организацией исходных пунктов для нашего генерального наступления на

Северную Землю. Предстоящий этап был основным.

Мы приступали к съемке Земли. Только при осуществлении этой задачи все

выполненное в столь тяжелых условиях приобретало настоящую ценность.

Выход в маршрут намечался на 10 апреля. Сильные метели, свирепствовавшие в

феврале, задержали поездки по заброске продовольствия и оттянули этот срок. Надо

было дать хотя бы недельную передышку собакам, изнуренным морозами и тяжелой

работой. После проведенного «генерального совета» назначили выход на 23 апреля.

К походу все было готово. Продовольствие и снаряжение для похода

рассортировано, взвешено и для удобства упаковано небольшими частями. Научная

аппаратура тщательно выверена и для приборов приготовлены необходимая тара и

упаковка. В дни, когда отдыхали и набирались сил собаки, мы проверили, починили и

частично перешили меховую одежду, обувь, спальные мешки и палатки; привели в

порядок собачью сбрую, перетянули сани, еще раз проверили оружие, походное

снаряжение и лыжи; проверили предполагаемую нагрузку саней; снова обсудили

тысячи мелочей, кое-что из намеченного ранее снаряжения решили не брать, другое

дополнили. И, наконец, к вечеру 22 апреля могли запрягать собак и пускаться в путь.

* * *

Ходов снова оставался один. На этот раз на значительно более долгий срок, чем во

время первого похода на Северную Землю в октябре минувшего года. Нас заботило не

[204] только будущее пути, но и предстоящая юноше жизнь в одиночестве. Правда, он

заметно возмужал и попрежнему был спокойным, выдержанным и уравновешенным.

Обращаясь к нему, все чаще и чаще мы называли его уже не Васей, а Василием

Васильевичем. Душевное равновесие и физическое здоровье его надежны. Арктика

пришлась ему по душе. Все это — положительные черты нашего молодого товарища.

На него можно было надеяться.

Но все же он оставался один. Мы уходили почти в неизвестность. Всякая связь с

нами прекращалась. Далеко на юге была родина. С ней соединял только эфирный мост.

Лед, снег, неминуемые еще метели, несколько щенков да сидящий на цепи около дверей

дома медвежонок — вот обстановка и общество, в котором должен был жить наш Вася.

Отшельники, удалявшиеся в пустыню, были в лучших условиях. Да и психология

отшельника для Васи была чуждой. Он, конечно, хотел другого — принять участие в

походе, пережить все его трудности, радости и приключения. Но мы не могли пойти

навстречу его желаниям. Наша база требовала присутствия человека. Надо было

следить за имуществом, вести регулярные метеорологические наблюдения и держать

связь с материком.

Мы знали, что тревога о нас будет беспокоить товарища, что многое он

передумает в наше отсутствие. Чтобы сделать его хотя бы заочным участником похода,

вселить уверенность, что его доля работы не менее важна, чем наша; чтобы избавить

его от тревоги на случай нашей длительной задержки, от которой мы не могли быть

застрахованы, и, наконец, чтобы на прощание сказать Васе теплое слово, я накануне

выхода вручил ему пространное письмо.

«Дорогой Василий Васильевич!

Завтра экспедиция выходит на маршрутные полевые работы по съемке и

исследованию Северной Земли. На некоторое время мы должны разлучиться.

Считаю для себя обязательным рассказать вам о намеченном нами пути,

обрисовать ваши обязанности на время нашего отсутствия и дать несколько

советов.

В своем продвижении мы будем опираться на продовольственные депо,