– Это кто же сказал тебе такую глупость? – лениво поинтересовался он, наблюдая за её действиями. Александра замерла, предвидя очередную колкость, которая последовала незамедлительно: – Ах да, должно быть, твоя многоуважаемая мать, прямо-таки образец чистоты и невинности!

– Святая правда, – вынуждена была признать своё поражение Александра и, кивнув на мундир, спросила: – Это ваше?

– Раз в моём шкафу, стало быть, моё.

– Награды… впечатляют, – не смогла промолчать она, хотя говорить что-то хорошее Волконскому ей не хотелось. Это было внове и прозвучало до того необычайно, что и Мишель, вроде бы уже успевший привыкнуть к восхищению этими орденами, вдруг удивился.

"Что это с ней?" – подумал он, а сам лишь просто улыбнулся в ответ, но отвечать не стал. Да и не знал он, что на это ответить, хотя, надо признать, похвала от неё была неожиданной и всколыхнула в его душе какие-то небывалые чувства.

– Почему вы их не надеваете? – спросила Александра тем временем, бережно убрав мундир назад в шкаф. Затем, притворив дверцы, она развернулась и, прижавшись к ним спиной, внимательно посмотрела на Мишеля.

Он такого вопроса не ожидал.

– Что? А зачем?

– Ну, как же… – неуверенно протянула Александра. – Не для того же вам их дали эти ордена, чтобы они пылились в шкафу! Да и потом… девушки любят героев!

– По-твоему, здесь есть, чем гордиться? – задумчиво спросил Мишель, кивая ей в сторону двери в гостиную, манившую непривычным гостеприимством. Вести разговоры в собственной спальне у него как-то не получалось: мысли возникали совершенно не те, особенно при взгляде на кровать со смятыми простынями. Саша покорно вышла и, проходя мимо, подняла глаза и спросила тихо:

– А разве нет?

– Нет, – отрезал Мишель, и короткое слово это прозвучало предельно искренне. Такой ответ Саше показался странным. Зная о завышенном самомнении Волконского, она была готова скорее к очередному приступу безграничного самодовольства, но ничего такого не последовало. И Мишель снова несказанно удивил её, когда повёл себя с точностью до наоборот.

– С вами многие бы поспорили, – не унималась Саша. – Ордена не дают просто так!

– О, да. Но, помилуй, чем же здесь гордиться? Убийствами? Тем, что на моём счету больше загубленных жизней, чем у моего отца? К счастью, я не он. У меня всё это вызывает лишь чувство безграничной тоски. И бессмысленности.

Боже мой, только и смогла подумать Александра, во все глаза глядя на него. А вслух сказала:

– Странный вы какой-то.

– Уж какой есть, – отозвался Мишель, вновь улыбнувшись, в ответ на её пытливый взгляд.

Разумеется, сказать она хотела совсем не это. И вряд ли он понял, что она имела в виду. Вряд ли он вообще понимал, до чего необычно выглядит это со стороны – видите ли, как к князю к нему везде должен быть почёт, уже потому, что ему повезло родиться аристократом, в то время как другие вещи, вроде своих геройских подвигов, Мишель упрямо не признавал и не считал поводом для восхищения, хотя именно в них была заслуга уже непосредственно его. И если он не испытывал ни малейшей гордости за всё это – зачем вообще было идти на войну?

«И чего она на меня так смотрит?» – искренне забавляясь, подумал Мишель. И кивнул ей в сторону небольшого кресла, обитого голубым бархатом, что стояло напротив незанавешенного окна, приглашая присесть.

Александра снова вздохнула, всячески выражая своё безграничное нежелание находиться в его обществе, но послушать – послушала и плавно опустилась в мягкое, удобное кресло. Мишель подошёл к столу напротив, облокотился на него и, задумчиво склонив голову на плечо, внимательно посмотрел на свою ночную гостью.

"Какая она красивая, однако!" – отметил он, неожиданно для самого себя, и тотчас нахмурился собственным мыслям. Только этого не хватало, в самом деле!

Александра его взгляд выдержала и даже голову гордо подняла, как обычно, упрямо вскинув подбородок, всеми возможными способами пытаясь показать, что она совсем не боится. Хотя что-то внутри у неё всякий раз переворачивалось, когда она смотрела на этого человека. Он действовал на неё странно.

– И что прикажешь с тобой делать, Александра?

Она состроила измученную гримаску, а затем улыбнулась.

– Вот уж не знаю, ваше величество! Спасибо на том, что хотя бы не прогнали. Ваша царственная щедрость поистине не знает границ!

– О да, я такой, – Мишель весело улыбнулся. – А если серьёзно, дела наши хуже некуда.

"Наши"? Он действительно так сказал? Александра попросту не поверила своим ушам. Кажется, самое время было прижать руки к груди, чтобы не дать бедному сердечку вырваться наружу – до того отчаянно оно колотилось.