– …что? – сказать, что Мишель был удивлён – не сказать ничего.

– Ох… Сейчас начнётся: как? неужели? Разве представители низших сословий способны на что-то иное, кроме как прислуживать господам? И всё это вместо простого: "Помоги мне, сестрёнка, я же не справлюсь без тебя!" Придётся поверить мне на слово. Как, по-вашему, я общалась с ним те полгода, что он лежал у нас на реабилитации?! Не говоря уж о том, что он немой, а вовсе не глухой, ваше величество! Слышит он превосходно, можете не сомневаться, так что проблем со взаимопониманием у нас не предвидится. А я по-прежнему жду от вас волшебного слова! – напомнила она, подняв указательный палец.

"Из этого мог бы выйти толк", – подумал Мишель тогда.

Если бы не одно "но".

– А ты не подумала, как ко всему этому отнесётся мой отец? – cпросил Мишель.

– По-вашему, я должна для начала спросить его разрешения? – Александра притворилась, что не поняла намёка. – Вероятно, на такую поездку и впрямь нужно разрешение, так давайте я спрошу его у вас! Вы же теперь мой старший брат, как-никак. Ну что, даёте своё царственное благословение?

– Я воздержусь.

– Любопытно. И почему?

– Потому, что если мой отец узнает о твоём участии в этом деле, последствия могут быть самыми что ни на есть плачевными, – ответил Мишель, прямо посмотрев на Александру. И, пользуясь тем, что стоял совсем рядом, он сделал то, что хотел сделать вот уже полчаса как – коснуться её волос, таких густых и мягких… Осторожно приподняв их над разбитым виском, Мишель тихо спросил: – Это он с тобою сделал?

Сашу точно громом поразило. Она сидела на своём месте, не в силах пошевелиться, и думала только о том, что у неё сейчас попросту остановится сердце от переизбытка чувств. Потом она нахмурилась – а с какой стати он позволяет себе к ней прикасаться?! Это вам не Ксения Андреевна, у неё, между прочим, есть чувство собственного достоинства, понятия о чести! И то, что он князь, совсем не даёт ему права вести себя как ему вздумается!

Но вслух она почему-то этого не сказала, продолжая во все глаза смотреть на Мишеля, немного испуганно. Но испуг её был вызвал скорее тем, что Саша искренне не желала, чтобы он понял, как подействовало на неё это прикосновение, обдав волной неведомого жара, вспыхнувшего во всём теле столь внезапно. Это не поддавалось абсолютно никакому контролю, и объяснений сему феномену у неё, увы, не нашлось.

Кажется, он о чём-то её спрашивал с минуту назад?

– Георгий… Но я… я сама виновата, – сбивчиво произнесла Александра, не узнав свой собственный голос. Что это с ней?! – Не каждому понравится, когда без предупреждения ломают нос мраморной статуэткой!

– Значит, это всё правда, что мне про тебя рассказали? – вопреки тому, что история эта была скорее грустной, Мишель улыбнулся. – Негодяй Георгий получил по заслугам?

– Но и я тоже! – справедливости ради отметила Саша, понуро опустив голову. – Он успел дать мне сдачи. А потом они на пару с вашим батюшкой затолкали меня в карету и силой увезли в Москву.

Сей печальный момент требовал неминуемо поднять голову и посмотреть на Мишеля самыми честными в мире глазами, не забыв наполнить свой взгляд искренним состраданием и сожалением о том, что всё сложилось именно так, а не иначе.

– Поверьте, я не хотела уезжать, и ни в коем случае не претендовала на роль его новоиспечённой дочери! Честное слово. Сохрани Господи от такого родителя, вы уж простите мне мою откровенность!

– Судя по твоей разбитой голове, он и сам был не в восторге от такого неожиданного родства, – отметил Мишель. Саша с тоской улыбнулась, глядя в сторону и, пожав плечами, резюмировала:

– Видите как. Никому я не нравлюсь!

Хм, подумал он, изучая её взглядом.

– Он не знает про Рихтера, ведь так? – продолжила Александра, в глубине души плохо себе представляя, зачем она вообще предлагает Волконскому свою помощь, да мало того, ещё и упрашивает его согласиться! – Если б знал – Максим Стефанович давно бы покоился на дне нашей речки. Или по странному совпадению оказался среди моих подопытных в морге, как бедный Юра Селиванов, мой бывший коллега, в прошлом ученик моего отца, а в недалёком прошлом – правая рука Викентия Иннокентьевича. Я всё не могла взять в толк – как и почему он оказался в мертвецкой, с переломанными пальцами, бедняжка, будто его пытали перед смертью… А потом поняла: Воробьёв приехал не один, когда поступил вызов из Большого дома! Он приехал с Юрой, своим помощником, с Юрой, который видел тело Юлии Николаевны! Врач он был так себе, да простит меня Господь, но отравление со смертью от пулевого ранения он бы точно не перепутал. Теперь ясно, почему его убрали с дороги. А тело подсунули мне, чтобы я знала, что меня ждёт в случае непослушания. Что касается Рихтера, насколько мне известно, он жив и здоров. Видела его за день до отъезда, набирал воду в колодце, и на жизнь вроде не жаловался. Впрочем, как бы он мог жаловаться, если он немой? – помотав головой, Александра добавила: – Значит, у вашего отца нет ни малейших причин желать ему смерти, не так ли? И следить за ним тоже не обязательно, так что никто ни о чём не узнает.

По-хорошему, она была права. Но Мишель отчего-то упрямо не желал лишний раз подвергать её жизнь опасности. Ему самому это показалось странным – на одной чаше весов лежала возможность завтра же узнать правду, а на другой – возможные перспективы опасности для этой удивительной девушки. Девушки, которую ещё вчера он ненавидел и презирал всей душой. А ныне отчаянно искал способы обезопасить её от Гордеева, вместо того чтобы приказать готовить карету и ехать к Рихтеру прямо сейчас.

Неисповедимы пути господни, воистину. Как же такое могло получиться?

– Хочешь рискнуть? – спросил Мишель, изогнув бровь. – Не думаю, что это хорошая идея.

– А есть ли у меня выбор? – растерянно спросила Саша. – Я в любом случае обречена. Не на смерть, так на пожизненную муку в виде этого их грядущего союза. Они уже меня убили, ваше величество. Они разрушили мою жизнь, всё то, к чему мы с отцом стремились несколько лет! Что ещё мне терять?

– Жизнь, например.

«Господи, а она ведь совсем не такая, как я о ней думал… Совсем не такая!» – подумал Мишель, испытывая сострадание к ней, а к самому себе – презрение. Да как он мог вести себя с нею подобным образом?! У бедняжки отняли последнее, чем она дорожила, Гордеев изо всех сил старался превратить её жизнь в ад, а он, Мишель, своим никуда не годным поведением ещё и подливал масла в огонь. Он не удосужился даже узнать о ней побольше, а уже сделал выводы и заранее решил её ненавидеть! Как мог он быть столь недальновидным?!