Шрифт:
– Приходи завтра, – сказал он таким тоном, что Александра тихо ахнула в своём уголке, а Ксения-то и вовсе застыла аки статуя.
"Это оскорбительно и унизительно, в конце концов! – с возмущением и обидой за бедную Митрофанову подумала Саша. – Нет, она-то сама тоже хороша, ведёт себя хуже, чем моя мать, но он! С падшими женщинами и то не разговаривают в таком тоне!"
Не жалеть её нужно было, а позлорадствовать, пока была возможность, но Сашеньке нашей подобные эмоции были непривычны, потому она искренне обиделась за Ксению, в то же время удивляясь тому, что не с ней одной, оказывается, Мишель бывал жёстким и грубым.
– Что?! – с нотками стали в голосе переспросила Митрофанова, выждав, кажется, целых полминуты, пока удалось совладать с собой.
– Ты меня прекрасно слышала, – не меняя интонаций, ответил Мишель, всё такой же холодный и невозмутимый. – Сегодня я не в состоянии тебя развлекать.
– Это прозвучало… грубо! – поджав губы, сказала обиженная невеста, но Мишель и бровью не повёл. Все её женские трюки и уловки он уже давно знал, так что она перед ним была безоружна.
– А как ещё я должен, если по-хорошему ты не понимаешь? Не обижайся, я действительно очень устал. И могу быть не в настроении, в конце концов! Будь ты повнимательней, заметила бы, что моя жизнь неминуемо рушится прямо у меня на глазах, что отнюдь не добавляет мне оптимизма.
– Вчера тебя это не остановило! – справедливо напомнила Ксения, но накидку всё-таки с пола подняла и надела обратно, к превеликому Сашиному облегчению. Однако фраза обиженной Митрофановой неприятно задела её, и Саша вряд ли могла сказать, почему именно.
– А сегодня останавливает, – просто сказал Мишель. – К тому же время позднее, твой отец будет волноваться, что тебя так долго нет, ни к чему лишний раз тревожить его.
– Ты… ты… это эгоистично, чёрт возьми! Думаешь, ты можешь вот так со мной обращаться?!
– Думаю, да, могу, – весьма самоуверенно произнёс Волконский и улыбнулся. – Господи, ну что ты как маленькая, в самом деле?
Александра не верила своим ушам.
"Как же он может так с ней разговаривать?! – изумлённо думала она. – Экое самомнение! А она-то тоже хороша! Со мной, значит, жестокая и неумолимая, а с ним вдруг – неуверенная и растерянная? Господи, да я за такое дала бы ему пощёчину и ушла бы тотчас, хлопнув дверью на прощанье! Если бы, конечно, вообще пришла!"
Подумав ещё немного, Александра со стыдом поняла, что она, вообще-то, уже пришла. И, окончательно смутившись, решила не пускаться больше в философские рассуждения, а просто дождаться, что будет дальше.
Ксения на решительные меры вроде пощёчины не отважилась, да никто от неё такого и не ждал. Тут Саша была абсолютно права – это с ней, Антоном или Авдеевым Митрофанова могла позволить себе быть высокомерной, самоуверенной и требовательной. С Мишелем же такие фокусы не проходили – сам точно такой же, живо поставит на место, не успеешь и рта раскрыть. И Ксения об этом прекрасно знала, равно как и о том, что из них двоих кто-то неминуемо должен уступить. Так же знала она, что Мишель уступать не намерен. Он делал это периодически, но всякий раз по собственной воле, каким-то волшебным образом заставляя Ксению верить, что исключительно её желаниям он подчиняется. Но только до тех пор, пока не были затронуты его собственные интересы, как сейчас. В таких ситуациях Мишель оказывался неумолим.
И поэтому Ксения высоко подняла голову и провозгласила:
– Да, ты прав! Я… я уйду! Уйду, раз ты этого так хочешь! Но только учти, Миша…
– Да-да-да, – заранее согласился со всеми требованиями Мишель, мягко обняв её за плечи и направив в сторону дверей. – Разумеется, будет всё, как ты скажешь, а как иначе?
– Имей в виду, я обиделась! – сообщила барышня Митрофанова уже из коридора. – И я даже не знаю, что ты должен сделать, чтобы вернуть моё доверие!
– Что-нибудь придумаю, – заверил её Мишель, но голос его был по-прежнему холодным и бесстрастным.
"Да как она только его терпит?" – уже в который раз подумала Александра, прислушиваясь к звукам закрывающейся двери. Щёлкнул замок, пришла пора вылезать из своего убежища, но она отчего-то медлила. Страсть как не хотелось вновь оставаться наедине с этим бесчувственным и самодовольным куском камня, не способным, похоже, ни на какие чувства, кроме безграничного наслаждения собственным превосходством.
Но вечно в шкафу у Волконского не просидишь, а жаль, там оказалось довольно уютно! Собравшись с мыслями, Саша толкнула дверь и едва ли не вывалилась на пол, запутавшись в собственной юбке и опрокинув с полки какие-то коробочки. В последний момент она удержалась на ногах, ухватившись за первую попавшуюся вещь на вешалке – это оказался военный мундир Мишеля, белый мундир офицера Преображенского полка с золотыми эполетами. Бросился в глаза орден на груди – крест бордового цвета, Святая Анна. И ещё один, позолоченный, в петлице – орден святого Владимира. Да и в тех коробочках, что по неосторожности своей опрокинула Саша, тоже оказались награды, среди которых знакомыми Саше показались лишь Георгиевский и Андреевский кресты, остальные же она видела впервые. Однако это не уменьшило того трепета, с которым она принялась осторожно собирать все эти ценности назад, складывая обратно на полку.
Проводивший свою невесту Мишель вернулся и встал в дверях. Скрестив руки на груди, он с любопытством наблюдал за Сашей, и та решила перейти в наступление прежде, чем он вздумает упрекнуть её в том, что она так бесцеремонно трогает его вещи:
– Надо же! А я думала, что благородные аристократки берегут свою честь до первой брачной ночи!
Ах, и сколько ехидства было в её голосе! Мишель оценил, и даже искренне улыбнулся, но Сашенька этого не увидела, так как стояла к нему спиной, убирая мундир обратно в шкаф.