Шрифт:
«Господи, да что это я без конца попрекаю его Ксенией?!» – с ещё большим раздражением на саму себя подумала Александра.
«Она что, ревнует?!» – вдруг осознал Мишель и рассмеялся невольно. Чем, кажется, ещё больше подтвердил Сашины мысли на свой счёт.
– Это действительно смешно, – согласилась она. – Так мне и надо, глупой!
– Ты соизволишь рассказать мне, в чём дело?
– Можно подумать, вам интересно!
– Коли не было интересно, но стоял бы здесь сейчас, – резонно возразил Мишель.
«Вот привязался-то!» – удручённо подумала Саша, а вслух сказала:
– Ступайте, куда шли, ваше величество! – и тут же, спохватившись, добавила: – Впрочем, нет, постойте!
Она жестом попросила его подойти, и пока Мишель сделал эти два шага, Саша успела достать какой-то листок бумаги из внутреннего кармана своего жакета. Он понял, что это недостающая часть полицейского дела, когда сложенный вдвое листок лёг в его ладонь.
– Забирайте! – щедро разрешила Александра. – Мне оно больше ни к чему.
Забрать-то он забрал, но, вопреки ожиданиям Саши, никуда не ушёл, а уселся рядом с ней. Так близко, что они почти соприкасались коленями, что не прибавило ей уверенности.
– Что у тебя приключилось? – уже совсем другим голосом спросил Волконский. Тяжёлым, требовательным, с нотками… заботы? Всерьёз ли вы это, ваше величество?!
– Меня выдают замуж, – вздохнув, созналась Саша. Отмалчиваться было бессмысленно, ибо совершенно очевидно, что он от неё так просто не отстанет, покуда не добьётся объяснений.
– Замуж? И, судя по этим слезам отчаяния, не за Авдеева? – с такой глубочайшей иронией спросил Мишель, что Саша тотчас вскинула голову и широко раскрытыми глазами посмотрела на него, позабыв, что следовало бы обидеться.
«А чего это он попрекает меня Авдеевым?!» – подумала она с негодованием. Но сказала другое:
– За Иноземцева. Ваш трижды проклятый батюшка уже обо всём договорился, помолвка будет в конце следующей недели!
– За Иноземцева, прости, которого? – уточнил Мишель зачем-то.
– Да какая разница?! – взорвалась Саша, всплеснув руками.
– Да, в сущности, никакой, мне просто интересно, насколько извращённая фантазия у моего трижды проклятого батюшки, – тем же тоном отозвался Мишель, не забыв очаровательно улыбнуться. – Иноземцевых четверо, – пояснил он, – младший, Иннокентий, самый выгодный кандидат. Он, по крайней мере, без дефектов и довольно умён. А вот его брат родителям не удался: хромоногий, косоглазый и неприлично толстый. А ещё плешивый. Это в двадцать четыре-то года! Потом идёт Иноземцев-отец, вдовствующий порядка десяти лет: отвратительный тип, если хочешь знать моё мнение, хитрый и ушлый, с лица сущий урод! Говорят, он убил свою вторую жену, заподозрив в измене. А первую утопил в озере, потому что она никак не могла родить ему наследника. Ну и напоследок, самый очаровательный из всех, Иноземцев-дедушка! Я бы, со своей стороны, рекомендовал тебе именно его. Знаешь, почему? Во-первых, не в пример остальным Иноземцевым, он милый. Добродушный и весёлый, остёр на язык, с ним не соскучишься! Во-вторых, сама понимаешь, единственный полноправный хозяин всего их состояния пока ещё он, так что выгоды очевидны. Но есть одно «но», к сожалению. Он пугающе стар. Да-да, кошмарно, ужасно, жутко стар! Лет сто ему, кажется? Девяносто восемь? Не знаю. Но зато есть варианты, подумай только! Допустим, он не доживает до первой брачной ночи и наследницей оставляет – кого? – правильно, свою молодую жену! И ты богата! Представь, как здорово будет утереть нос оставшимся Иноземцевым – мерзейшим личностям! – а заодно и Ивану Кирилловичу!
Саша понятия не имела, как это у него получилось её развеселить. Но тем не менее, к концу его шутливого монолога, она уже смеялась от души, несмотря на то, что слёзы по загубленной молодости ещё не высохли. Потом она, правда, чуть нахмурилась и спросила:
– А если он всё же доживёт до первой брачной ночи?
Они с Мишелем многозначительно переглянулись, и Волконский изобразил сочувствие.
– Ох! Ну, тогда… даже и не знаю, право! Тогда тебе придётся постараться! – сказал он и рассмеялся, отведя взор. Саша подумала, что он наверняка намекал на какие-то очень пошлые старания, связанные с возвращением любовного пыла столетнему старику, но, может, воспитанный князь имел в виду лишь те старания, что были связаны со становлением хозяйкой огромного состояния Иноземцевых. И почему она засмеялась вместе с ним?
– Вы ужасный! – подытожила она вместо «спасибо».
– Я знаю, – не стал отрицать Мишель. – Ну, так кого же, ты не ответила? Иннокентия, верно? Не смог забыть твоей очаровательной улыбки и влюбился без памяти? Да так, что не побоялся бросить вызов великому Авдееву?
Про «очаровательную улыбку» он зря. У Саши внутри всё перевернулось после этих слов. Но наверняка он сказал это просто так, вовсе не собираясь баловать её комплементами. И, кстати, про «великого» Авдеева с такой иронией тоже не следовало бы говорить.
Обидно всё же, что он не воспринимал милого Серёжу всерьёз и даже не думал скрывать этого!
– А позволь спросить, он сам-то куда смотрел? – продолжал допытываться Мишель.
– Кто?
– Кто? Твой любимый Серёжа, кто же ещё?
И сколько презрения-то в голосе, посмотрите-ка на него! Саша едва сдержалась, чтобы не улыбнуться. Отчего же его величество так невзлюбил Сергея Константиновича? Кабы знать наверняка!
– Мой любимый Серёжа пока ещё ни о чём не знает, – вздохнув, сказала Александра. – Его вызвали в Петербург на пару дней. Какие-то дела, связанные с его практикой. А когда он вернётся, боюсь, будет поздно.