"Духи, чёрт возьми! Пармская фиалка! Откуда у неё такие дорогие духи?!" – пронеслось в голове то самое, женское, противное, завистливое. А уже в следующую секунду находчивая Ксения придумала, как уязвить неотёсанную деревенщину, и на чистейшем французском сказала Авдееву:

– Serge, il te faut reflechir deux fois avant d’envoyer les invitations a n’importe qui! Tu vois, qu’est-ce que tu as fait! Il m’etait tres difficile de convaincre Michel de venir ici, et maintenant il est parti! C'est un acte irreflechi de ta part! [1] – добавила она уже на выдохе и посмотрела на Голицына, в поисках поддержки.

Увы, Антон не отреагировал. Между ними с Ксенией всегда теплились очень нежные чувства, но в данный момент он её бессовестно предал, во все глаза рассматривая новенькую, подошедшую так близко. Казалось, вот только руку протяни, и сможешь ощутить мягкость её удивительно ярких волос под своими пальцами! Ксения нахмурила соболиные брови и требовательно посмотрела теперь уже на Авдеева, в надежде, что он хотя бы извинится. Это бы ситуацию не исправило, но потешило бы Ксюшино уязвлённое самолюбие, но, увы.

Чистый, без малейшего намёка на акцент, французский зазвучал прямо у неё за спиной прежде, чем Сергей Авдеев успел ответить.

– Il est tres doux et delicat pour un officier, Ксения Андреевна! Si Je sais, qu'il va reagir si vivement a ma presence, Je n’aurais pas venu. Passez s'il vous plait mes excuses les plus sinceres a Sa Majeste! [2]

Ксения резко обернулась, волосы из причёски больно хлестнули её по лицу. Тёмные глаза с яростью уставились на Александру, но та стояла как ни в чём не бывало и мило улыбалась своей побеждённой сопернице.

"Откуда?" – прямо-таки читалось на лице униженной Митрофановой. В её-то понимании нищей медсестре из захудалой провинции совершенно неоткуда было знать французский, да ещё и говорить на нём так великолепно! И её гневное недоумение прямо-таки проливало бальзам на Сашину душу, израненную несправедливыми обидами. Но и этого ей показалось недостаточным.

– М-м, кажется, я поставила вас в неловкое положение, простите. Я, клянусь вам, не знала, что в высшем обществе принято говорить на французском. Как-то это… неожиданно! Русские люди, всё-таки! Ну да ладно, – Александра в очередной раз улыбнулась, работая на публику, и Антон Голицын едва ли не растаял под чарами её нежной улыбки.

Что уж говорить о Серёже, который и без того был давно и безнадёжно влюблён? Вновь вернув свой взгляд Ксении, Александра доверительным шёпотом сообщила:

– Мой вам совет, Ксения Андреева, в следующий раз для начала узнайте, с кем имеете дело, а уж потом умничайте с чистой совестью! Иначе опять попадёте в глупое положение.

Вообще-то это был совет от Ивана Кирилловича, правда, немного перефразированный, но Саша решила не уточнять. Её монолог и так уже произвёл неизгладимое впечатление – Ксения вспыхнула, аки маков цвет, и, подобрав юбки, быстрым шагом направилась в сторону выхода. Сергей зашёлся весёлым смехом, а Антон, пару секунд поглядевший вслед Митрофановой с тоской, впрочем, тоже последовал примеру своего товарища.

– Боже, мой дебют провалился, – резюмировала Александра, понаблюдав за тем, как Ксения вихрем проносится мимо Алёны и графини Авдеевой, не удостоив ни ту, ни другую своим вниманием.

– Позвольте не согласиться! Чтобы у нашей Ксюши не нашлось, что ответить – это нужно было ещё ухитриться! Мы с вами, кажется, не представлены, извольте: Антон Васильевич Голицын.

Молодой человек, отрекомендовавший себя, был встречен тёплой улыбкой, но за ней скрывалось явное недоверие. Впрочем, скрывалось надёжно, Антон ничего не заметил. А вот Александра, отличавшаяся завидной наблюдательностью, наоборот, многое заметила в своём новом знакомом, в частности и то, что предпочла бы вовсе не замечать. Например, его странный, бегающий взгляд. Не то чтобы ей, как молодой барышне нежного возраста, было до невозможного противно, что он ещё ни разу не поднялся выше зоны её декольте, но куда раньше её как доктора, привлёк нездоровый блеск в его глазах, и неестественно широкие зрачки. Они были настолько большими, что натуральный цвет глаз князя Голицына становилось невозможно определить, они казались всё едино чёрными, бархатно-чёрными, неумолимо манящими к себе лихорадочным блеском. Так часто бывает, если человек длительное время употребляет сильнодействующие наркотические вещества.

Не считая этого, Антон Васильевич был недурен собой, вьющиеся рыжеватые кудряшки, торчащие в разные стороны, его ничуть не портили. Саша позавидовала – при таком цвете волос лицо его оставалось на удивление чистым, ни единого признака конопушек не наблюдалось, а уж она-то искала на совесть – но всё равно не нашла. Может, причина заключалась в том, что Антон Голицын был довольно смугл, а на загорелой коже любые веснушки естественным образом терялись – а может, их и вовсе не было, как знать.

Телосложением Голицын отличался богатырским, поспорил бы в этом с самим Мишелем, вот только ростом Антон был ниже. Он и Авдеева был ниже, и ниже заметно, особенно, когда они стояли рядом, как сейчас, но Голицын, похоже, по этому поводу ничуть не переживал. Он вообще никогда ни из-за чего не переживал – такой вот был весёлый и беззаботный человек. Только, на взгляд Александры, слишком манерный и дёрганый. Но, спасибо на том, что не заносчивый и не фамильярный!

– Милая, я так рад, что ты пришла! – как обычно, ласково и нежно, произнёс Авдеев, прежде чем Сашенька успела представиться. "Милая"? Очень сомнительно, чтобы подобный тон был приемлем в присутствии посторонних. Саша, может, и была провинциальной простушкой, но этикет знала не хуже любой дворянки.