На слдующій день Сюзанна оставалась въ постели очень разбитая; но на третій день докторъ поздравилъ ее съ перемной къ лучшему, и такъ какъ она безропотно покорилась предписанію хранить еще полный покой въ продолженіе двухъ дней, ей было разршено подняться.

Прибывъ въ Кастельфлоръ, Мишель нашелъ ее въ будуар, гд она послушно лежала. На ней былъ одинъ изъ капотовъ Колетты и, хрупкая, затерявшаяся въ просторныхъ складкахъ розоваго сюра, съ хорошенькой головкой, поднимавшейся изъ кружевъ, она получила особую прелесть хрупкости. Ея глаза были еще окружены синевой. Волосы, какъ и наканун, были заплетены въ косу, но непокорные продолжали завиваться; подъ ихъ непослушными завитками на лбу угадывалась маленькая ранка, прикрытая пластыремъ.

Въ этотъ моментъ, когда Мишель входилъ, г-жа Фовель, стоя подл кушетки, поправляла подъ головой Сюзанны подушки изъ мягкаго шелка и, видя молодую женщину такой нжно внимательной, съ почти материнскими заботами, онъ почувствовалъ къ ней порывъ большой нжности.

— Посмотрите, сударь, — воскликнула весело Колетта, — хорошенькая маленькая двочка, играющая въ больную, въ платьяхъ своей мамы.

— Это игра, дйствительно? — спросилъ сердечно Треморъ.

— Почти, — пробормотала Сюзанна.

Она, казалось, хорошо себя чувствовала, завернутая въ мягкій шелкъ, вся отдавшись покою, съ головой, зарывшейся въ пухъ подушки. Солнце проникало въ открытое окно съ порывами легкаго ветерка; очень нжный запахъ цвтовъ носился между изящными и драгоцнными предметами, и Сюзанна наслаждалась, чувствуя себя искренно любимой Колеттой, г-мъ Фовелемъ, дтьми, всми друзьями, которыхъ она не видла, но которые прибгали въ Кастельфлоръ, чтобы справляться о ней, любимой въ особенности этимъ серьезнымъ и иногда такимъ суровымъ, сдлавшимся внезапно очень кроткимъ, почти нжнымъ женихомъ.

— Она такая же розовая, какъ ея платье, — замтилъ молодой человкъ съ улыбающимся взоромъ, обращеннымъ то къ Сюзанн, то къ Колетт.

Молодая двушка, довольная, засмялась.

— Майкъ, — сказала она, — вы начинаете длать комплименты; пріятно быть больной!

Она посмотрла на Мишеля, затмъ продолжала:

— Но скучно оставаться спокойной по приказанію, когда у тебя въ жилахъ ртуть! Два дня, подумайте только!… Майкъ, вы будете такой же любезный, какъ Колетта, вы останетесь подл меня весь сегодняшній день?

— Если вы хотите.

— И весь завтрашній день?

— Весь завтрашній день. Я отправлюсь въ Парижъ съ Робертомъ только черезъ пять дней, когда вы совершенно поправитесь.

Онъ улыбался. Сюзанн хотлось добавить: „чтобы меня развлекать, вы будете за мной ухаживать… вы знаете, какъ на неудавшейся прогулк!“, но она удержала эту фразу; она чувствовала, что отвтъ Мишеля можетъ ее разочаровать, а у нея не было силъ подвергнуться риску. Затмъ, благодарная Мишелю, что онъ отложилъ свой отъздъ, она сказала:

— Колетта, въ сравненіи съ твоимъ братомъ милосердный Самарянинъ былъ совсмъ незначительной личностью.

— Въ самомъ дл, большая заслуга съ его стороны провести день подл тебя. Этимъ меньше всего можно меня удивить, — возразила Колетта.

Сюзанна подняла глаза, чтобы видть Мишеля, сидвшаго немного сзади ея.

— Другіе подумали бы, можетъ быть, какъ ты, но Мишель!

Настоящая Сюзи была еще очень живуча. Это именно ея взглядъ робко поднимался къ Мишелю, ища опроверженія, но Мишель, который поклялся себ совсмъ не потворствовать этому кокетствуг предпочелъ молчать; но откинутая на спинку кушетки рука его невсты была совсмъ близко отъ его лица, и такъ какъ онъ не могъ противиться искушенію прижаться къ ней губами, молодая двушка нашла отвтъ достаточнымъ.

Пріятно было это время плна въ будуар. Между тмъ какъ Колетта, склонившись надъ пяльцами, вышивала красивые узоры шелками, отливавшими на ея ловкихъ пальцахъ, Треморъ держалъ свое общаніе; для него было невыразимой радостью жить съ Сюзанной эти часы интимности, окружать свою невсту заботами, которыя она принимала съ улыбкой и легкимъ блескомъ въ глубокихъ глазахъ, и видть, какъ она улыбалась, говорила, дышала.

Это наслажденіе интимностью немного опьяняло. Однако, Мишель не произнесъ ни одного слова любви. Его постоянно преслдовала та мысль, что Сюзи тогда торжествовала бы побду надъ единственнымъ человкомъ, не признававшимъ надъ собою власти ея чаръ. А Мишелю хотлось, чтобы признаніе съ его стороны сдлало ее боле счастливой, чмъ торжествующей. Затмъ онъ жаждалъ быть любимымъ и онъ боялся слова, которое вырвало бы у него лелемую имъ мечту; онъ боялся, что, можетъ быть, во всей этой опьяняющей его граціи, въ глубин прелести этихъ словъ, доходившихъ до его сердца, не было любви, а только желаніе нравиться и немного дружбы и доврія.

Сюзанна же не разсуждала совсмъ. Она чувствовала себя счастливой и отдавалась съ чмъ-то въ род лни наслажденію этимъ нжнымъ и спокойнымъ счастьемъ.

Однажды, сравнительно незадолго, за два дня до злополучной прогулки, когда она просила Мишеля принять боле „видъ жениха“, она задала себ вопросъ: „какъ можно знать любишь ли?“, и вопросъ не былъ еще ршенъ. Эту досаду, которую подозрвалъ и которой боялся Мишель, миссъ Севернъ ее испытывала. Уже очень давно, можетъ быть даже до отъзда въ Норвегію, равнодушіе молодого человка ее оскорбляло, терзало, какъ почти мучительное униженіе; очень скоро она сказала себ объ этомъ странномъ жених: „Почему онъ исключеніе? Почему я для него ни красива, ни плнительна, тогда какъ столько другихъ, до которыхъ мн нтъ никакого дла, находятъ меня и красивой и пленительной?“ Но всегда къ этой досад примшивалось какое-то наивное преклоненіе, какая-то инстинктивная покорность, какое-то не поддающееся анализу желаніе нравиться этому холодному человку, едва удостаивавшему рдкимъ взглядомъ свою невсту, очаровать именно его, такъ какъ его похвала въ глазахъ той, на которую онъ не обращалъ вниманія, была бы самой драгоцнной, самой пріятной.