Шантеплёр Гюи
Шрифт:
Цлая сложная работа происходила въ Сюзанн. Она видла вокругъ себя любовь, и сердце ея было ею встревожено, и она испытывала смутное желаніе любить, въ особенности быть любимой, какъ Тереза, какъ Симона, быть первой, быть единственной въ его мужественной и нжной душ. Она ревновала Мишеля за очень невинное вниманіе къ г-ж де Лоржъ, ревновала до слезъ къ нкогда обожаемой женщин, къ „разочарованію“ Мишеля, какъ она говорила, къ грозной тни, возстававшей, можетъ быть, между нею и ея женихомъ. Она огорчалась суровостью Тремора, предпочитая однако въ глубин души видть его скоре жесткимъ, чмъ равнодушнымъ; она страдала оттого, что Мишель, казалось, не замчалъ тхъ усилій, которыя она употребляла, чтобы завоевать его; она плакала, когда на другой день посл бала, на которомъ она веселилась,Мишель злобно упрекнулъ ее за нсколько часовъ удовольствiя, когда онъ ее порицалъ не во имя любви, которая бы ее тронула, но въ силу какой-то мужской гордости, показавшейся ей возмутительной…
Мишель тогда былъ растроганъ, онъ молилъ, онъ сталъ на колни передъ своей невстой… О! конечно, у Сюзанны былъ моментъ незабвеннаго тріумфа, когда она увидла Мишеля на колняхъ!… и съ этого момента она стала чувствовать себя боле чмъ до этого времени удовлетворенной, когда Мишель бывалъ съ ней; она съ большей живостью желала его присутствія; она испытывала сильне впечатлніе, удивившее вначал ее самое, что т часы, когда Мишеля нтъ съ нею, лишены всякаго содержанія, какъ будто на эти моменты замираетъ въ ней жизнь, ея умъ сосредоточивался на томъ момент, когда онъ долженъ былъ придти или когда можно было ожидать его прихода. Но чувство, завладвшее Сюзанной и принимавшее столь различныя формы, было ли оно любовью? Было ли это чмъ нибудь, на много отличавшимся отъ того трудно опредлимаго интереса, который вноситъ флиртъ въ ежедневное существованіе?
Да, это было другое, совершенно другое. Затмъ, эта прогулка въ Франшаръ, приключеніе около Козьяго холма. Открывъ глаза, какъ ни была Сюзанна слаба и разбита, она замтила блдность Мишеля, встртила его взволнованный взглядъ и почувствовала себя тогда такой спокойной, счастливой въ рукахъ, ее поддерживавшихъ.
А съ тхъ поръ?…
Помнилъ ли Мишель о данномъ въ лсу общаніи, или его сердце взволновалось при вид опасности, которой подвергалось слабое и молодое существо? Сюзи не длала никакого опредленнаго заключенія, но несомннно: со дня приключенія у Козьяго холма Мишель имлъ видъ „настоящаго жениха“. Правда, онъ ничего не говорилъ Сюзанн, чего бы не могъ сказать ей братъ; однако, онъ боле занимался и смотрлъ на нее больше, чмъ бы это длалъ братъ или „товарищъ“, и въ его взглядахъ, въ его словахъ, въ его молчаніи было что-то, что изумляло молодую двушку и что длало ее необычайно счастливой, и ей являлась еще смутная идея: „неужели онъ меня любитъ?“, сопровождаемая другой: „если я такъ безумно счастлива отъ надежды быть имъ любимой, ужъ не люблю ли я его?“
На эти новые вопросы своего сердца, такъ же какъ и на первый, миссъ Севернъ не смла отвечать. Еще потрясенная, она быстро уставала думать, углубляться въ мысли, приходившія ей на умъ. Да и къ чему собственно? Она была счастлива достаточно! Если Мишель ее не любилъ, она ему была благодарна за то, что онъ притворялся любящимъ ее, такъ какъ это была безконечно пріятная и немного гордая радость видть это серьезное лицо, свтлвшее, когда она улыбалась, этого отшельника, увлеченнаго старыми книгами, просиживающаго у изголовья выздоравливающей, этого сердитаго брюзгу, говорящаго мягкимъ голосомъ и покоряющагося капризамъ маленькой шалуньи въ розовомъ плать, этого спесивца, приходящаго въ умиленіе оттого, что блдный цвтъ ея лица становился оживленне.
Таково было немного смутное состояніе духа Сюзанны.
… И Мишель, испытуя взглядомъ подъ завитками, скрывавшими маленькую ранку, гладкое чистое чело, боязливо желалъ знать, что таилось подъ этой непроницаемой близной. Она такъ мало походила на другихъ молодыхъ двушекъ, эта маленькая сумасбродка въ розовомъ плать!
Мишель предложилъ миссъ Севернъ почитать ей вслухъ, и эта мысль ее восхитила, но при слов романъ она сдлала гримасу.
— Разв вы любите романы? — спросила она.
— Да, иногда, какъ отдыхъ, когда они хорошо написаны и когда они не совершенно лишены идей.
— Я, когда мн нужны идеи, какъ вы говорите, я ихъ ищу не въ романахъ, а когда мн нужна болтовня, я ее въ достаточной мр нахожу въ свт, чтобы не искать ее въ другомъ мст. Остаются описанія чувствъ…
— Ну?
— Ну, когда я думаю, что они вымышленныя, они меня не интересуютъ, а если бы я могла предположить, что они правдивы, что авторъ разсказываетъ свою интимную жизнь или по крайней мр о своемъ сердц, я бы стала его еще боле порицать за подобные разсказы ради угожденія мн.
— Почему? — спросила развеселенная Колетта.
— Потому что я думаю, когда имешь подобныя воспоминанія, гораздо лучше длаешь, сохраняя ихъ про себя глубоко скрытыми. Вотъ.
Г-жа Фовель искренно смялась.
— Тогда что же читать? — спросилъ тихо Мишель. — Скажите мн, какую вы сами читали книгу, я буду продолжать съ той страницы, на которой вы остановились.
— „Разсказы изъ „Временъ Меровинговъ“ Огюстена Тьерри, — отвтила спокойно миссъ Севернъ.
— Это тебя не усыпляетъ? — воскликнула съ удивленіемъ Колетта.
— Усыпляетъ меня? Но это великолпно! Это цлый воскресшій міръ, съ которымъ все переживаешь. Живешь среди этихъ исчезнувшихъ созданій, познаешь, видишь, понимаешь ихъ съ идеями ихъ времени. Это боле романтично, чмъ вс выдуманные романы, что касается приключеній, и однако, это настоящая жизнь. Вотъ какія книги я люблю.
Нельзя было заставить ее измнить свое мнніе. Колетта ршила, что Занночка была рождена, чтобы выйти замужъ за историка, и Мишель прочелъ книгу, вызывавшую такое восхищеніе. Но временами г-жа Фовель просила пощады; тогда молодой человкъ откладывалъ книгу и начинали разговаривать втроемъ; затмъ Низетта, вся розовая и влажная отъ бготни въ саду, пришла посидть на колняхъ Сюзанны, добиваясь отъ нея ласкъ, а отъ Мишеля сказки, „такой длинной, которая продолжалась бы до того дня, который наступитъ за посл-завтра“. Мишель скромно сознался, что онъ не знаетъ такой длинной исторіи, но предложилъ разсказать боле короткую, и предложеніе было принято. Его разсказъ былъ чмъ-то въ род дтской и очень забавной пародіи на одинъ эпизодъ изъ „Времени Меровинговъ“, приспособленный для пониманія Низетты.