— Ссора влюбленныхъ? Что-нибудь въ род легкаго облачка, надюсь?

— Именно такъ.

И миссъ Севернъ заговорила о Понмори.

Мишель гораздо меньше жаллъ, чмъ онъ показывалъ видъ, двухъ „одинокихъ и несчастныхъ“ женщинъ, просившихъ у него поддержки. Онъ уже давно потерялъ всякую иллюзію насчетъ характера г-жи Морель и думалъ теперь, что онъ слишкомъ хорошо узналъ Фаустину, чтобы обманываться насчетъ безкорыстія ея угрызеній совсти и искренности ея отчаянія. Въ Париж, затмъ въ Трувилл, онъ уже начиналъ понимать, что вдова Станислава Вронскаго была очень склонна завязать вновь порванную нкогда связь. Два раза потерпвъ неудачу, прекрасная графиня рисковала послдней ставкой. Она звала друга и сильно надялась удержать мужа. Вотъ что прочелъ Мишель, почти противъ воли, между жалобно-безпомощными призывами посланія изъ Барбизона, причемъ ни малйшее тщеславие не примшивалось къ его догадкамъ. Прекрасная сирена, ослплявшая русскій Дворъ, смотрла не иначе, какъ на посредственный выходъ изъ тяжелаго положенія, на любовь своего бывшаго поклонника. Конечно, привлекательность борьбы, удовольствіе отнять у миссъ Севернъ, можетъ быть любимаго ею, жениха могли подзадорить и воспламенить Фаустину; она осталась довольно хорошей комедіанткой, чтобы проникнуться ролью, которую она собиралась играть, переживая ее заране; но пусть только явится новый графъ Вронскій, и прощай начатая идиллія!

Равнодушіе милосердно, и Мишель прощалъ графин Вронской настоящіе расчеты такъ же, какъ и прошлое пренебреженiе; но въ злополучномъ письм одна фраза, въ которой шла рчь о Сюзанн, его оскорбила, хотя онъ не хотлъ сознаться въ этой обид молодой двушк.

Восемь лтъ тому назадъ Треморъ пришелъ къ заключенію, благодаря очень горестнымъ событіямъ, что у Фаустины не было сердца; онъ теперь замтилъ, что у нея также не хватало такта, что было боле важно для свтской женщины. И онъ поклялся, что онъ ей дастъ это почувствовать со всей возможной деликатностью.

Однако не надежда дать вжливый урокъ графин Вронской направляла Мишеля въ Барбизонъ. Скоре раздраженное желаніе доказать Сюзанне, что у него сильная воля и онъ не намревается подчинить ее кому-бы то ни было. Затмъ онъ чувствовалъ себя несчастнымъ и поэтому испытывалъ ту смутную и суетную потребность причинять страданія другимъ, которую такъ часто рождаетъ горе.

Одного мгновенія было довольно, чтобы разсять очарованіе и вернуть молодого человка къ его сомнніямъ.

Былъ ли онъ любимъ? Онъ этого не зналъ теперь, и затмъ онъ чувствовалъ, что, если онъ и любимъ, его жизнь тмъ не мене будетъ безпокойна и тревожна. Никогда не сможетъ онъ избавиться отъ воспоминанія, которое Сюзи вызвала наканун совсмъ ребяческимъ словомъ, выражавшимъ однако дйствительный фактъ: соглашаясь выйти замужъ за своего кузена, миссъ Севернъ думала только о его средствахъ.

Бдному или мене богатому и вынужденному вести борьбу за существованіе, было бы отказано. Теперь, въ тотъ часъ, когда его горячая мольба была бы можетъ быть понята, въ часъ, когда уже его признанія въ любви ожидали, его желали, — такъ какъ въ гнв Сюзанны, кром раздраженной гордости, трепетало и немного любви, — въ этотъ, казалось, ршительный часъ уныніе овладло Мишелемъ.

Какъ онъ при всемъ томъ обожалъ ее, этого капризнаго ребенка. Съ какой радостью, въ надежде высказать ей наконецъ свои сомненія и свою любовь, шелъ онъ къ ней, когда нашелъ ее блдную съ письмомъ Фаустины въ рукахъ!… И тотчасъ же, такъ быстро! — она сделала свой гибкій жестъ — непреклоннымъ, свой мелодичный, молодой двичій голосъ — жесткимъ! Ея неудовольствіе было законно, но почему она выказала только гнвъ? почему она не плакала? Горе, значитъ, более сильное, чмъ оскорбленная гордость, не сжало ея сердца, когда она могла думать, что не любима? Почему она была зла, почему она стала искать и тотчасъ же нашла самыя жестокія слова?

Что касается этой угрозы разрыва, брошенной какъ бы случайно, это было просто необдуманное слово; Мишель страдалъ и отъ этой угрозы, но онъ обуздалъ свое страданіе. Теперь нужно было, чтобы Сюзанна знала хорошо, что ей не было даровано право говорить: „я вамъ запрещаю“, разъ она не желала говорить: „я васъ прошу“… Можетъ быть, Мишель также хотлъ ее наказать за то, что она сомнвалась въ немъ… который такъ сомнвался въ ней?

Итакъ, онъ ршилъ хать въ Барбизонъ, и на слдующій день посл ссоры направился къ вокзалу, чувствуя смертельную тоску и гораздо боле сильное желаніе запереться со своими книгами въ башн Сенъ-Сильверъ, чмъ слушать стованія г-жи Вронской.

Это имя будило въ немъ — и онъ это обнаруживалъ въ себ съ нкоторымъ удивленіемъ — лишь очень отдаленное эхо.

Воспоминаніе, которое онъ стыдился бы изгнать, оставалось въ глубин его души, воспоминаніе о прекрасной молодой двушк, получившей его первую клятву, давшей ему первую радость и его первое мужское страданіе, но прекрасный образъ не походилъ на вдову графа Вронскаго, и новая любовь, мене экзальтированная, но можетъ быть боле сильная, преодолла волненіе, вызванное вреднымъ любопытствомъ и горечью обманутой страсти, которое толкнуло Мишеля войти въ ложу, гд, какъ онъ зналъ, онъ увидитъ Фаустину и которое вновь захватило его въ Трувилл, въ тотъ майскій вечеръ, когда, казалось, будто волны приносили вопли страдальцевъ, умирающихъ подъ пыткой.

Съ полнымъ равнодушіемъ, безъ ненависти, какъ и безъ любви, молодой человкъ собирался встретиться лицомъ къ лицу съ той, которую онъ когда-то любилъ и такъ потомъ ненавидлъ.

Его гнвъ проходилъ. Фаустина говорила, что она несчастна. Кто знаетъ? Можетъ быть въ конц-концовъ это и было такъ! Мягко, съ тонкой деликатностью, онъ дастъ ей понять, что она избрала ложный путь. Онъ любилъ свою невсту; его счастье, его безграничное счастье было въ любви Сюзанны. Но онъ постарается быть въ своихъ совтахъ, если ихъ действительно просятъ, вернымъ другомъ, о которомъ говорило письмо.

Въ то время какъ Треморъ думалъ обо всемъ этомъ, онъ услышалъ, какъ его позвали, и онъ издалъ восклицаніе удивленія и радости, замтивъ Дарана, который былъ въ Париже со вчерашняго дня, но котораго онъ ожидалъ въ Ривайеръ только завтра. Они шли одинъ моментъ другъ подл друга, разговаривая черезъ пятое въ десятое, какъ всегда бываетъ, когда есть многое, что сказать; затмъ Даранъ, следовавшій теперь въ томъ же направленіи, что и Мишель, спросилъ его о цли прогулки.

— Я ду съ поздомъ въ 11 часовъ, — отвтилъ молодой человекъ съ какой-то покорностью, — ду въ Барбизонъ.