— Зейчасъ, зейчасъ, mademoiselle! улыбнулся онъ ей въ отвтъ. Музыканты съ видимымъ удовольствіемъ отыскивали свои ноты, — они уже аккомпанировали Ольг наканун. — О, езлибъ у насъ въ театръ былъ такой головъ et des yeux comme `ea! говорилъ онъ самъ, прищуривая на нее свои лукавосластолюбивые глазеньки, и вооружаясь своею палочкой.

— Начинайте, начинайте! нетерпливо постукивая ногой, торопила его Ольга уже со сцены.

Смычки поднялись…

Что говорится, съ мста все унесъ съ собою ея неотразимый, волшебно-страстный голосъ. Можно было все ей простить, все стерпть отъ нея за эти всю душу захватывавшіе и необузданные звуки… такъ пть могъ только голосъ на зар своей силы, — царственный богачъ, надменно расточающій свои сокровища изъ-за мгновенной прихоти… Резонансъ залы былъ великолпный. Словно на пылающихъ крыльяхъ разносилъ онъ этотъ голосъ въ безпредльную ширь… Музыканты, блестящими глазами слдя за пвицей, забыли о своихъ партіяхъ; все сильне, все бойчй становился темпъ, — палочка Эрлангера, какъ бы помимо его воли, била неудержимо по воздуху… Ашанинъ упалъ въ кресло въ какомъ то опьяненіи…

прозвенли, будто мдные колокола, одна за другой, шесть невообразимо ровно и врно отчеканенныхъ нотъ,

и, не давъ себ труда кончить, Ольга оборвала на полутакт,- и съ горящимъ лицомъ и высокоподымавшеюся грудью:

— Что, фальшивлю! крикнула она со сцены княжн Карнауховой.

— Ахъ, ты судьба прокля… замеръ взрывъ восторга и отчаянія бднаго капитана Ранцева среди кликовъ и плеска всей залы…

Ольга сбжала внизъ, и подхватила опять подъ руку Женни:

— А теперь пойдемъ, ты все теперь видла и слышала; сейчасъ будутъ звонить ко второму завтраку, — пора, пора!..

— Mesdames и господа позвольте!

Къ нимъ подбжалъ Духонинъ:

— Извстно ли вамъ насчетъ сегодняшняго обда?

— Что такое?

— Для актеровъ сегодня особенный столъ, къ пяти часамъ, такъ какъ, если обдать въ шесть со всми, къ восьми, когда начнется спектакль, не успешь ни отдохнуть, ни спокойно одться…

— Тмъ боле что сегодня будутъ безъ отдыха обдать! сострилъ при семъ удобномъ случа Шигаревъ.

— Я буду обдать со всми, объявила Ольга, — я не участвую въ Гамлет.

— Какъ же такъ? вскликнула обиженно Eulampe, — вдь ты хотла, для эффекта, выйти съ нами вмст въ свит королевы. Вдь такъ условлено было, господа?

— Да, да, конечно! Ольга Елпидифоровна, что же это вы?

— Нтъ, я не хочу, — и такъ васъ много! Будетъ съ нея! примолвила барышня, съ невольною гримасой по адресу отсутствующей Гертруды.

— А гд она сама? спросилъ кто-то; — гд Надежда едоровна? Ея не видно сегодня все утро?

— Она у себя на верху, я была у ней, отвчала одна изъ «пулярокъ», — она, говоритъ, была ночью очень больна и отдыхала чтобы къ вечеру можно было ей играть…

— Пойдемъ, Женни! заторопила ее опять Ольга Елпидифоровна, топая на мст и подталкивая ее локтемъ. Но Чижевскій снова усплъ завладть крупною княжной, у которой онъ теперь выпрашивалъ мазурку на бал, посл спектакля.

— Вдь вы знаете что мн за это достанется? говорила она въ отвтъ съ твердымъ внутренно ршеніемъ танцовать эту мазурку съ нимъ во что бы ни стало.

— Да что же я такой за пугало, жалобнымъ голосомъ возражалъ онъ, — Минотавръ, людодъ, Баба-Яга, чтобы меня такъ опасались?

— Хуже, хуже! хохотала Женни:- fat et suffisant! Подъ этою вывской всмъ извстны.

— Знаете что, княжна?

— Что?

— Мн ничего не остается какъ въ одинъ прекрасный день взять и увезти васъ!

Она разсмялась пуще прежняго, къ немалой досад Ольги Елпидифоровны, которая не предвидла конца этому разговору.

— Какъ же не такъ! Увозите Линину Глашу, она, пожалуй, согласится.

— Хорошо, я увезу Глашу, а вы мн дайте сегодня мазурку! предложилъ на все готовый Чижевскій.

— Ну, Богъ съ вами, возьмите! Только вотъ что: вовсе время какъ будемъ сидть, не смйте смотрть на меня! Глаза держите все прямо предъ собой и оборачиваться ни, ни, потому что это главное — за глазами наблюдаютъ. А ротъ немножко въ сторону, ко мн, и говорите! Говорить можно, кто подслушаетъ?… Ахъ, какъ петербургскіе хорошо это умютъ длать! вспомнила княжна съ новымъ смхомъ, — вотъ у Анисьева поучитесь, напримръ!..

— А это вы по собственному опыту знаете? спросилъ Москвичъ, прикусывая губу.

— Quel impertinent vous faites! Не хочу больше съ вами говорить!.. Пойдемъ, Ольга!..

— Слава Богу! вскликнула барышня. «Въ самый разъ!» подумала она, замтивъ что Ашанинъ, оправившійся отъ нервнаго возбужденія произведеннаго на него ея пніемъ, съ прежнею «противною своею улыбкой вылзъ откуда-то», и направлялся опять къ ней, «сменя по-птушьи ножками», даже замтила она почему-то въ эту, очень дурную для него, минуту!