И Гансъ, неся Грету на спин, началъ спускаться въ ущелье. Для всякаго другаго эта попытка была бы сумасбродствомъ, но Гансъ не былъ похожъ на другихъ.

Несмотря на то, что черная туча поднялась уже до горы и грозила затмить послдній свтъ сумерокъ, Гансъ перепрыгивалъ съ своей ношей такъ смло съ утеса на утесъ, какъ будто была не ночь, а ясный, солнечный день, и онъ спускался не въ крутое Ландграфское ущелье, а шелъ по одной изъ отлогихъ тропинокъ, ведущихъ въ долину.

Ружье несъ онъ въ лвой рук и опирался на него, когда дорога становилась черезчуръ крута.

– Ну что, Грета, – спрашивалъ Гансъ, – нога очень болитъ?

– Нтъ, – отвчала Грета.

Но Гансъ слышалъ, какъ она тихо стонала и по времнамъ вздрагивала всмъ тломъ.

– Какъ ты себя чувствуешь, Грета? – спросилъ Гансъ нсколько времени спустя.

Грета не отвчала. Ея голова тяжело опустилась на его плечо. Онъ остановился; ея губы почти касались его уха, но онъ не слышалъ и не чувствовалъ ея дыханія.

– Грета, – повторилъ онъ, – Грета, если ты умрешь, я брошу тебя тамъ внизу въ прудъ и самъ брошусь туда вслдъ за тобою.

Отвта не было. Вдругъ направо, изъ-за утеса, отвсно возвышавшегося изъ пропасти, въ пятидесяти футахъ надъ тмъ мстомъ, гд стоялъ Гансъ, раздался громкій голосъ:

– Стой Гансъ! или я выстрлю.

Это былъ голосъ лсничаго Бостельмана. Гансъ теперь узналъ человка, стоявшаго надъ его головой. Стрляй, подумалъ Гансъ, теперь все равно.

– Стой, бездльникъ! – вскричалъ опять лсничій.

– Погоди еще, – сказалъ про себя Гансъ и началъ еще быстре спускаться въ пропасть. Выстрлъ раздался по всему ущелью, и пуля просвистала надъ самымъ ухомъ Ганса.

Грета пошевельнулась.

– Какъ, – сказалъ Гансъ, – Гретхенъ, ты еще жива?

– Ахъ, Гансъ, я не выдержу, – простонала Грета, очнувшаяся отъ обморока.

– Бдная крошка, бдная крошка! Я буду поддерживать твою ногу. Такъ хорошо? Теперь теб лучше?

– Гораздо лучше.

– Ну, потерпи еще немного, черезъ четверть часа мы будемъ внизу.

– Кажется, здсь кто-то опять выстрлилъ?

Гансъ не отвчалъ; онъ притворился, что не можетъ перевести духъ отъ усталости. Да, и было отъ чего устать. Поддерживая ногу Греты, онъ долженъ былъ согнуться, и это сильно утомляло его. Онъ съ трудомъ переводилъ духъ, сердце его стучало, потъ струился градомъ со лба, веревка, которою онъ привязалъ Гретхенъ давила его грудь и рзала плечи; онъ крепко стиснулъ зубы.

– Я не выдержу, – сказалъ онъ про себя.

Вдругъ, внизу, въ долин, засвтился огонекъ: онъ отражался въ пруду изъ оконъ сосдняго домика. Это придало Гансу новыя силы; а вотъ и ручей, протекающій близъ пруда подъ зелеными соснами. Одинъ прыжокъ, и Гансъ уже на другой сторон его и бжитъ по мягкой, хотя все еще покатой лужайк, мимо тополей къ берегу пруда.

– Ну, вотъ мы и пришли, – сказалъ Гансъ, – как же ты доберешься домой?

– Оставь меня здсь! я дотащусь сама какъ-нибудь.

– Что же ты скажешь имъ?

– Это ужъ мое дло.

– Ну, прощай Грета!

Онъ развязалъ веревку и ремень, осторожно опустилъ Грету на траву и сталъ на колни подл нея.

– Прощай, Грета! – повторилъ Гансъ.

Она обняла его шею обими руками, поцловала его и заплакала. Гансъ тоже поцловалъ ее и тоже заплакалъ.

Въ кухн Греты светится огонекъ.

– Тамъ Кристель, я позову ее отсюда, она мне поможетъ дойти до дому. А ты уходи, Гансъ!

Гансъ поцловалъ ее еще разъ и поползъ на коленяхъ къ маленькому садику; онъ слышалъ, какъ Грета кликнула Кристель и Кристель вышла къ ней. Тогда онъ всталъ.

– Ну, теперь, кончено! – сказалъ онъ и бросилъ ружье на самую средину пруда. Потомъ онъ прошелъ подъ тополями къ себе домой, бросился на постель и сказалъ: – Они мне не дадутъ долго спать. Бостельманъ присягнетъ, что виделъ меня въ лсу, хотя онъ и не могъ узнать меня. Впрочемъ, все равно! лишь бы не было завтра свадьбы.

Такъ лежалъ онъ полчаса. Потомъ онъ услышалъ шумъ внизу и шаги по лстниц. Черезъ щель двери проникъ лучъ света въ комнату Ганса. Дверь отворилась и лесничій Бостельманъ, въ сопровожденiи двухъ лсныхъ сторожей, вошелъ къ нему.

– Наконецъ мы поймали тебя, бездльникъ! – сказалъ лсничій и началъ будить Ганса.

– Только чуръ не упрямиться, парень! – сказалъ одинъ изъ лсныхъ сторожей, – иначе будетъ плохо!

– Ну, ну полно, – сказалъ Гансъ, подымаясь, – сейчасъ иду.

Приближался Троицынъ день. Гансъ уже цлый мсяцъ сидлъ въ смирительномъ дом. Его процессъ тянулся цлую зиму и почти всю весну, такъ что знаменитый судебный слдователь, совтникъ юстиціи Геккефенигъ, даже посдлъ отъ него. За то никогда еще не приходилось ему имть дло съ такимъ продувнымъ, отъявленнымъ лгуномъ и бездльникомъ, каковъ былъ Гансъ! Долго бы еще ему промышлять браконьерствомъ, если бы главный лсничій Бостельманъ не ршился, во что бы то ни стало, выслдить молодца.