Какъ-то разъ онъ всталъ очень рано, надлъ на спину свою котомку, взялъ въ руки палку, ея соломенную шляпу и корзиночку, наполненную всякой всячиной, которую она брала съ собой въ дорогу, и ушелъ. Уже собирались бжать за нимъ въ погоню, какъ въ комнату вошелъ одинъ изъ учениковъ школы — онъ казался очень испуганнымъ и разсказалъ, что за минуту передъ тмъ онъ видлъ старика въ церкви, на ея могил.

И точно, когда, подкравшись къ церковной двери, друзья заглянули въ нее, они увидли, что онъ сидитъ у ея плиты, терпливо ожидая чего-то. Его не безпокоили, но за нимъ слдили весь день. Когда смерклось, онъ всталъ со своего мста, вернулся домой и легъ спать, приговаривая вполголоса:

«Она завтра придетъ».

На другой день, съ восходомъ солнца, онъ уже былъ въ церкви, опять просиллъ тамъ до ночи и опять, ложась спать, прошепталъ:

«Она завтра придетъ».

И съ тхъ поръ онъ цлые дни проводилъ у ея могилы, въ надежд, что она вернется къ нему. Какія только картины ни рисовались въ его больномъ воображеніи въ эти долгіе часы ожиданія, въ стнахъ безмолвнаго храма! Ему грезились новыя скитанія съ дорогимъ дитяткомъ по зеленымъ лугамъ и лсамъ, по живописнымъ, еле протоптаннымъ дорожкамъ; привалы подъ необъятнымъ небеснымъ сводомъ; въ ушахъ звучали хорошо знакомые ему, нжные переливы ея голоса; передъ глазами носился ея милый образъ, съ разввающимися отъ втра волосами, ея шуршащее платьице, мало ли еще что! Онъ никому не поврялъ своихъ думъ, никому не говорилъ, куда идетъ, гд проводитъ время; вечеромъ, сидя въ кругу друзей, онъ не произносилъ ни слова, но, судя по выраженію его лица — по немъ не разъ пробгала самодовольная улыбка, — каждый догадывался, что онъ замышляетъ новый побгъ вмст съ ней. Слышно было, какъ онъ, ложась спать, молилъ Бога, чтобы она вернулась къ нему на слдующій день.

Въ одинъ ясный, весенній день, старикъ не вернулся домой въ обычное время: его нашли мертваго на ея могил. Его похоронили рядомъ съ милымъ дитяткомъ, котораго онъ такъ беззавтно любилъ, и съ тхъ поръ ддушка съ внучкой спятъ непробуднымъ сномъ въ той самой церкви, гд не разъ молились вмст.

Волшебный клубокъ, завлекшій насъ такъ далеко, катится все медленне и медленне, а затмъ и совсмъ останавливается: онъ размотался весь до конца.

Чтобы завершить наше путешествіе достойнымъ образомъ, намъ остается проститься съ главными спутниками, не отстававшими отъ насъ во всю дорогу.

Прежде всего заслуживаютъ нашего вниманія почтенный Брассъ и его любезная сестрица.

Мы уже знаемъ, что судья, къ которому привели м-ра Самсона, удержалъ его у себя и затмъ такъ убдительно просилъ его остаться у него подольше, что тотъ не могъ ему отказать въ этой милой просьб, и обязательный хозяинъ распорядился, чтобы гостю отвели самую удобную квартиру, откуда онъ могъ выходить только гулять въ маленькій мощеный дворикъ; такимъ образомъ общество надолго лишилось своего достойнаго члена. Зная скромныя привычки адвоката и его пристрастіе къ уединенной жизни, кром того, дорожа обществомъ такого интереснаго гостя, судья не иначе соглашался отпустить его изъ-подъ своего гостепріимнаго крова, какъ за поручительствомъ двухъ солидныхъ домовладльцевъ, изъ которыхъ каждый долженъ былъ представить залогь въ 1,500 фунтовъ стерлинговъ. Онъ, вроятно, боялся, что если отпустить Самсона на свободу безъ всякой гарантіи, тотъ не захочетъ къ нему вернуться. Это предложеніе показалось Брассу до того забавныьгь, что онъ съ радостью ухватился за него, какъ за шутку и, выбравъ изъ обширнаго круга своихъ знакомыхъ двухъ пріятелей, имущество которыхъ, вмст взятое, не достигало стоимости 15 пенсовъ, представилъ ихъ поручителями. И точно, шутка вышла забавная. Она продолжалась ровно 24 часа, посл чего поручительство этихъ господъ, шутя вроятно, было отвергнуто и Брассъ долженъ былъ довольствоваться казенной квартирой, до тхъ поръ, пока не предсталъ передъ судомъ присяжныхъ, тоже участвовавшихъ въ шутк.

Эти 12 шутниковъ разсмотрли его дло и, шутя, признали его виновнымъ въ обман и клятвопреступничеств. Мало того, надо полагать, что даже городскіе обыватели были причастными къ этой шутк: когда Брасса ввзли въ судъ, уличная толпа забросала его печеными яйцами и дохлыми кошками и готова была разорвать его на куски, что, вроятно, по мннію Брасса, придавало еще боле шутливый оттинокъ его длу.

Желая продлить забаву, Брассъ, въ лиц своего защитника, подалъ на кассацію, на томъ-де основаніи, что если онъ и повинился во всемъ, то только потому, что ему общали выхлопотать прощеніе и полное помилованіе. Въ виду этого онъ требовалъ себ снисхожденія, такъ какъ законъ, предусматривая подобные случаи, не отказываетъ въ покровительств людямъ, введеннымъ въ обманъ, благодаря своей доврчивости. Посл долгихъ и торжественныхъ дебатовъ, этотъ вопросъ, вмст съ другими, чисто техническими — нельзя себ вообразить ничего нелпе этихъ послднихъ — былъ представленъ на разсмотрніе судьямъ, которые, въ конц концовъ, и ршили: вмсто того, чтобы ему, стряпчему, путешествовать по чужимъ краямъ, пускай, молъ, лучше остается дома — не лишать нее родину такого украшенія — и только предписали ему нкоторыя, самыя незначительныя ограниченія свободы.

А ограниченія эти заключались въ слдующемъ: Брассъ долженъ былъ въ продолженіе нсколькихъ лтъ жить въ одномъ очень обширномъ зданіи, гд много и другихъ, подобныхъ ему джентльменовъ. — Они ходили съ бритыми головами, въ срыхъ мундирахъ на желтой подкладк и питались супомъ и кашей, содержались на общественный счетъ. Онъ долженъ былъ участвовать и въ ихъ занятіяхъ, то есть, изо-дня въ день взбираться по безконечной лстниц, а для того, чтобы его, непривычныя къ подобному моціону, ноги не очень ослабли, ему надли, немного повыше щиколотки, чудодйственную ладанку, попросту, желзный браслетъ. И въ одинъ прекрасный вечеръ, раба Божьяго, въ обществ девяти джентльменовъ и двухъ дамъ, перевезли на новую квартиру. Они сподобились чести хать въ карет Ея Величества.

Но дло не ограничилось этимъ пустяшнымъ наказаніемъ: имя Брасса было вычеркнуто изъ списка адвокатовъ, что съ нкоторыхъ поръ считается большимъ позоромъ. Предполагается, что къ этому наказанію прибгаютъ лишь въ крайнихъ случаяхъ, въ случа совершенія особенно гнуснаго дянія, и мы охотно этому вримъ, такъ какъ въ этомъ списк, на ряду съ самыми честными, красуется множество далеко небезупречныхъ именъ.

Относительно Сэлли Брассъ ходили различные слухи. Одни выдавали за достоврное, будто она переодлась въ мужское платье и поступила матросомъ на купеческій корабль. Другіе утверждали, что видли ее, съ ружьемъ въ рукахъ, въ мундир 2-го пхотнаго полка, на часахъ у Сентъ-Джемскаго парка. Врно только то, что лтъ пять спустя посл описанныхъ нами происшествій — видлъ ли кто нибудь Сэлли за это время, намъ въ точности неизвстно — какой-то старикъ и старуха, одтые въ рубища, часто выходили по вечерамъ изъ самаго грязнаго переулка Сентъ-Джайльскаго квартала и, скорчившись отъ холода, еле волочили ноги по улицамъ, ища въ канавахъ състныхъ остатковъ и отбросовъ, чтобы утолить голодъ. Это случалось лишь въ холодные и темные вечера, когда несчастные оборванцы Лондона, ютящіеся въ обыкновенное время въ заброшенныхъ сараяхъ, погребахъ, подъ арками, въ разныхъ притонахъ нищеты, болзней и пороковъ, ршаются выползать на свтъ Божій. Т, кто знавалъ эксъ-адвоката, говорятъ, что это былъ онъ съ сестрой. Говорятъ также, что ихъ и по сіе время можно встртить иной разъ ночью на улицахъ Лондона, и что прохожіе съ отвращеніемъ сторонятся отъ нихъ.

Трупъ Квильпа былъ найденъ черевъ нсколько дней посл того, какъ его выбросило на берегъ. Слдствіе было произведено на мст, и такъ какъ многія обстоятельства, сопровождавшія его смерть, давали поводъ предполагать, что онъ совершилъ самоубійство, то судъ и постановилъ: похоронить его на перекрестк четырехъ дорогъ, въ какомъ нибудь очень уединенномъ мст, предварительно воткнувъ ему въ сердце колъ.

Но кажется, что объ этомъ только поговорили, а тло втайн сдали на руки Тому Скотту. Впрочемъ, мннія и въ этомъ расходятся: нашлись люди, уврявшіе, будто Томъ потихонько, ночью, выкопалъ трупъ и похоронилъ его на мсти, указанномъ вдовою умершаго. Очень можетъ быть, что оба эта слуха вымышленные, и что они возникли единственно благодаря тому невроятному, хотя и достоврному, факту, что Томъ плакалъ во время слдствія. Мало того, что онъ плакалъ, онъ даже пытался броситься на судей, но его, разумется, вовремя схватили и вывели изъ суда. Въ отместку за это онъ сталъ на голову передъ единственнымъ окномъ камеры, гд происходило засданіе, и затемнялъ судьямъ свтъ до тхъ поръ, пока городовой не ударилъ его по ногамъ и не привелъ ихъ въ надлежащее положеніе.