— Да, да, слава Богу, повторилъ старикъ. — ужъ сколько, сколько, сколько ночей я молюсь Ему о ней, съ того самого времени, какъ она заснула. Онъ это знаетъ. Тсс! кажется, она зоветъ.

— Я ничего не слыхалъ.

— Нтъ, вы слышали, и сейчасъ слышите. Неужели вы станете уврять, что и теперь вы ничего не слышали?

Онъ приподнялся съ мста и навострилъ уши.

— И теперь скажете, что она не зоветъ меня? Да ктожъ знаетъ этотъ голосъ такъ, какъ я его знаю? воскликнулъ старикъ съ торжествующей улыбкой на лиц. — Тсе, тсс!

Онъ сдлалъ знакъ Киту, чтобы тотъ молчалъ, а самъ тихонько прокрался въ сосднюю комнату. Слышно было, какъ онъ говорилъ что-то нжнымъ, ласковымъ голосомъ. Черезъ нсколько минуть онъ возвратился съ лампой въ рукахъ.

— Она все еще спитъ, шепталъ онъ. — Вы правы, она не звала, разв что во сн. Недавно она звала меня во сн. Я сидлъ около нея и видлъ, какъ зашевелились ея губки и хотя голоса ея не было слышно, но я зналъ, что она зоветъ меня. Я нарочно унесъ оттуда лампу, боялся, чтобы свтъ не разбудилъ ея.

Все это онъ говорилъ тихонько, будто про себя. Вдругъ онъ взялъ лампу со стола, точно вспомнилъ о чемъ-то — а, можетъ быть, изъ любопытства — и поднесъ ее къ лицу Кита, но тутъ же и отвернулся и опять поставилъ ее на мсто, словно уже и забылъ, для чего бралъ ее.

— Она крпко спитъ, продолжалъ онъ вполголоса. — Но это нисколько не удивительно: ангелы покрыли землю глубокимъ снгомъ для того, чтобы самые легкіе шаги не могли ее разбудить. Даже птички вс поумирали, чтобы не безпокоить ея своимъ пніемъ. Она всегда кормила ихъ; он привыкли къ ней, не улетали отъ нея, какъ улетаютъ отъ насъ, какъ бы голодны ни были.

Онъ замолчалъ и, притаивъ дыханіе, долго, долго къ чему-то прислушивался. Потомъ открылъ старинный комодъ, вынулъ оттуда платьице, башмачки — онъ это длалъ очень нжно и осторожно, точно обращался съ живыми существами, и сталъ гладить ихъ и чистить рукой.

— Зачмъ ты такъ долго лежишь въ постельк, милая Нелличка; на двор уже красныя ягодки поспли и идутъ, чтобы ты пришла и сорвала ихъ. Зачмъ ты такъ долго не встаешь, родная? Вотъ твои маленькіе друзья все подходятъ къ двери и спрашиваютъ, гд Нвлли, гд наша милая Нелли? и горько плачутъ, потому что ты не выходишь къ нимъ. Она всегда была очень ласкова съ дтьми. Самый отптый шалунъ слушался ея. Она такъ нжно съ ними обращалась!

Китъ не могъ произнести ни слова отъ душившихъ его слезъ.

— Вотъ ее простенькое платьице, самое ея любимое! воскликнулъ старикъ, прижимая его къ груди и лаская его своей морщинистой рукой. — Какъ только она проснется, сейчасъ же спохватится, гд оно. Она шутя спрятала его въ комодъ, но я отнесу его туда, положу около нея, непремнно положу. Ни за какія богатства въ мір не согласился бы я огорчить мою крошку. Посмотрите на ея башмачки, какъ они изношены. Она нарочно бережетъ ихъ, въ воспоминаніе о нашемъ послднемъ тяжеломъ странствованіи. Видите, вотъ тутъ дыра: она голой ножкой ступала по земл. Мн уже потомъ сказали, что она изранила, изрзала о камни свои ножки. Но сама она ни слова объ этомъ не говорила. Ни, ни, избави Богъ! А чтобы я не замтилъ, какъ она прихрамывала, она все время немножко отставала отъ меня, хотя и не выпускала моей руки, стараясь поддерживать меня, старика.

Онъ прижалъ башмачки къ губамъ и заботливо положивъ на прежнее мсто, продолжая говоритъ про себя и, по-временамъ, бросая безпокойные взгляды на дверь сосдней комнаты.

— Прежде она не любила валяться въ постели, ну, да тогда она была здорова. Будемъ ожидать терпливо: Богъ дастъ поправится, опять будетъ вставать рано и гулять на свжемъ утреннемъ воздух. Сколько разъ мн хотлось пойти за ней, по ея слдамъ, но отъ такихъ маленькихъ волшебныхъ ножекъ не остается никакого слда на трав, усянной росой.

— Кто тамъ? Затворяйте пожалуйста дверь! какъ бы на нее не пахнуло холодомъ. Мы и безъ того никакъ не можемъ ее согрть.

Дверь въ самомъ дл отворилась. Вошелъ старикъ Гарландъ съ своимъ спутникомъ въ сопровожденіи еще двухъ лицъ: школьнаго учителя и баккалавра. Оказалось, что какъ разъ передъ тмъ какъ Китъ подходилъ къ домику, учитель отлучился на минуту къ себ, чтобы подлить масла въ лампу.

Увидвъ друзей, старикъ успокоился, пересталъ ворчать — если только можно назвать воркотней какое-то невообразимо слабое и грустное бормотанье — и, возвратившись на свое мсто у камина, мало-по-малу впалъ въ прежнее состояніе и опять принялся стонать, раскачиваясь на стул. На незнакомцевъ онъ не обратилъ никакого вниманія, хотя и видлъ, какъ они вошли. Братъ его сталъ поодаль, въ сторонк, а баккалавръ слъ около старика. Долго онъ молчалъ, наконецъ, ршился заговорить.

— Вы и эту ночь не ложились спать, а я былъ увренъ, что вы исполните свое общаніе, мягко выговаривалъ онъ ему. — Отчего бы вамъ не отдохнуть?

— Не спится. Должно быть весь мой сонъ перешелъ къ ней.

— Она очень огорчилась бы, если бы знала, что вы совсмъ себя не бережете. Вдь вы не захотите ее огорчить?

— Ну, кто знаетъ, кажется, ршился бы и на это, лишь бы ее разбудить. Она такъ нестерпимо долго спитъ. Впрочемъ, что я говорю! Вдь это хорошій, счастливый сонъ, неправда ли?