Мальчику приснился и другой сонъ: будто она возвратилась къ нимъ такой, какой всегда была. Онъ убдительно просилъ, чтобы его впустили къ ней, увряя, что никого не будетъ безпокоить: онъ, молъ, одинъ весь день просиллъ около братца, когда тотъ умеръ, и былъ очень радъ, что ему позволили быть такъ близко возл него. Его, конечно, пустили и онъ сдержалъ свое слово: такъ велъ себя, что у него можно было бы поучиться и взрослымъ.

До его прихода старикъ ни разу не отошелъ отъ ея кроватки, не произнесъ ни одного слова, разв только обращаясь къ ней. Когда-жъ онъ увидлъ ея любимчика, онъ заволновался, пожелалъ, чтобы тотъ подошелъ ближе и затмъ, указывая на ея кроватку, въ первый разъ залился слезами. Видъ ребенка благотворно подйствовалъ на него, поэтому ихъ оставили наедин.

Мальчикъ съумлъ своей безхитростной лаской, своими разсказами о ней нсколько успокоить старика: уговорилъ его отдохнуть немного, потомъ повелъ гулять. Словомъ, старикъ почти безпрекословно исполнялъ все, что тотъ хотлъ. И такимъ-то образомъ въ день похоронъ онъ совсмъ увелъ его изъ дому, на томъ основаніи, что надо, молъ, собрать для нея свжихъ листьевъ и ягодъ.

Это было въ воскресный ясный зимній день. Когда они шли по деревн, вс давали имъ дорогу: кто кланялся старику, кто почтительно жалъ ему руку; иные стояли съ непокрытой головой, когда онъ проходилъ мимо: да поможетъ ему Богъ, да подкрпить его въ его великомъ гор, говорили они ему вслдъ.

— Сосдка, отчего это нынче вс въ траур? У всхъ либо черный крепъ на рук, либо черная ленточка на шляп, спросилъ старикъ, останавливаясь у хижины, гд жила мать его маленькаго провожатаго.

— Не знаю, сосдушка, отвчала та.

— Да и на васъ черное, воскликнулъ старикъ. — И ставни вонъ тамъ и тамъ заперты, а теперь день. Прежде этого никогда не было, что это значитъ?

И на это сосдка отвчала, что не знаетъ.

— Пойдемъ домой, надо узнать, что это такое, засуетился старикъ.

— Нтъ, нтъ, не уходите, удерживалъ его мальчикъ. — Вы общали пойти со мной на ту зеленую лужайку, гд мы часто съ ней плели внки для ея садика; вы сколько разъ заставали насъ тамъ, въ цвтахъ. Нтъ, не уходите!

— Гд она? скажи мн, гд она? спрашивалъ старикъ.

— А разв вы не знаете? Вдь мы съ вами только что ее видли.

— Такъ, такъ. Это была она. Кажется, она.

Онъ прижалъ руку ко лбу, оглянулся кругомъ блуждающимъ взглядомъ и, какъ бы побуждаемый внезапно оснившей его мыслью, перешелъ черезъ дорогу и постучался въ избу могильщика. Томъ вмст съ своимъ глухимъ помощникомъ грлся у огня. Увидвъ вошедшаго, оба мгновенно встали.

Ребенокъ усплъ сдлать имъ знакъ рукой. Впрочемъ, достаточно было взглянуть на старика, чтобы понять, въ чемъ дло.

— Разв… разв вы сегодня хороните кого нибудь? спросилъ онъ, напряженно ожидая отвта.

— И не думаемъ. Да кого-жъ намъ, сударь, прикажешь хоронить? возразилъ могильщикъ.

— И я то же самое говорю, кого бы, казалось, хоронить?

— Нынче у насъ, сударь, праздникъ, нынче намъ отдыхъ, мягко замтилъ могильщикъ.

— Ну такъ пойдемъ, куда шли, сказалъ старикъ, обращаясь къ мальчику. — Да правду ли вы говорите, не обманываете ли меня? Вдь я очень измнился въ послднее время.

— Иди, сударь, иди, куда тебя ведетъ этотъ ребенокъ, и да будетъ благословеніе Божіе на васъ обоихъ.

— Я готовъ. Идемъ, дитя мое, покорно произнесъ старикъ, и мальчикъ его увелъ.

Раздался погребальный звонъ по усопшей двушк, полной молодыхъ силъ, красоты и чудныхъ душевныхъ качествъ. Звонили въ тотъ самый колоколъ, къ которому она такъ часто и съ такимъ удовольствіемъ прислушивалась, точно это былъ живой голосъ. И вс, ршительно вс высыпали изъ своихъ норъ, чтобы проводить ее до ея послдняго жилища. Тутъ были и старые, и молодые, цвтущіе юноши, и безпомощныя дти, люди полные силъ и здоровья, и дряхлые, разслабленные старцы. Кто на костыляхъ, кто съ померкшимъ взоромъ, съ омертвлыми членами, слпые, хромые, параличные; старухи, которымъ десять лтъ тому назадъ пора было умереть, и тогда он уже были древнія; словомъ все, что было на лицо, все собралось у ея преждевременной могилы. И что такое смерть? Можно ли сравнить этого умершаго ребенка, надъ которымъ сейчасъ сомкнется земля, съ тми живыми мертвецами, которые все еще будутъ ползать по ея поверхности.

Ее вынесли изъ дома. Она лежала въ гробу такая же чистая, какъ снгъ, покрывавшій вемлю, и такъ же кратковременна была ея жизнь. Печальная процессія двинулась по тропинк, окаймленной живой людской стной, къ паперти, на которую она присла отдохнуть, когда Господь, въ милосердіи Своемъ, направилъ ее къ этому мирному убжищу, и церковь гостепріимно приняла ее въ свою тихую снь.

Гробъ пронесли въ тотъ уголокъ, гд она часто и подолгу засиживалась, погруженная въ глубокую думу, и бережно опустили на полъ, освщенный солнечными лучами, проникавшими туда черезъ разноцвтное окно. Придетъ весна, за этимъ окномъ опять запоють птички, зашелестятъ втви и не одинъ разъ золотистый лучъ, прокравшись сквозь колеблемую втромъ листву, будетъ рисовать причудливые узоры на ея могил.

Миръ праху твоему, чудный ребенокь, съ дтской невинной душой, съ недтскимъ, великимъ въ своемъ самоотверженіи и любви къ ближнему, сердцемъ. Не одна юная рука возложила вночекъ на крышку ея гроба, не изъ одной груди вырывались сдерживаемыя рыданія. Многіе стояли колнопреклоненные. У всхъ было искреннее горе на душ. Когда, по окончаніи службы, гробъ опустили въ землю, близкіе люди отошли въ сторону и могилу обступили прихожане. Вс говорили, вс вспоминали объ умершей. Одинъ разсказывалъ, что видлъ, какъ она сидла на этомъ самомъ мст и такъ глубоко задумалась, глядя на небо, что книжка выпала у нея изъ рукъ. Другой удивлялся, что такая деликатная, хрупкая двочка обладала такимъ отважнымъ сердцемъ: она безъ всякаго страха по ночамъ входила въ церковь и долго оставалась тамъ совершенно одна и даже подымалась на колокольню по темной лстниц, куда лунный свтъ еле пробивался сквозь крохотныя отверстія, пробитыя въ толстыхъ стнахъ башни. Пронесся шепотъ между самыми древними стариками, будто бы она видлась и бесдовала съ ангелами. Многіе врили этому, сопоставляя ея ангельское личико, ея ласковый, нжный голосъ съ ея преждевременной кончиной. Подходили группами въ три, четыре человка, чтобы проститься съ ней, и затмъ удалялись, давая мсто другимъ. Наконецъ въ церкви не осталось никого, кром близкихъ людей и могильщика.