Еще две лошади тихо вышли из чащи, одна прошла совсем близко к Парвати. Та вздрогнула и прижалась к дереву со словами:

–  Кажется, я что-то почувствовала, кажется, он рядом!

–  Ты не бойся, он тебя не обидит, - терпеливо сказал Хагрид.
– А теперь кто мне скажет, почему одни их видят, а другие - нет?

Гермиона подняла руку.

–  Ну, говори, - обрадовался Хагрид.

–  Фестралов могут видеть только те, кто видел смерть.

–  Правильно, молодец, - торжественно произнес Хагрид.
– Десять очков Гриффиндору. Фестралы, значит…

–  Кхе-кхе.

–  А, здрасьте!
– с улыбкой сказал Хагрид, обнаружив источник звука.

–  Вы получили записку, которую я послала утром к вам на дом?
– как и в прошлый раз, громко и раздельно произнесла Амбридж, словно обращалась к иностранцу, причем тупому.
– С уведомлением, что буду инспектировать ваше занятие?

–  Да-да, - бодро подтвердил Хагрид.
– Рад, что вы нашли нас. Вы это… не знаю… вы их видите? Сегодня у нас фестралы.

–  Простите?
– громко сказала Амбридж, приставив к уху ладонь.
– Что вы сказали?

Хагрид немного смутился.

–  Ну… фестралы!
– гаркнул он.
– Ну, знаете… такие большие лошадки с крыльями!

Для наглядности он помахал своими ручищами. Профессор Амбридж подняла брови и стала писать в блокноте, сопровождая это бормотанием:

–  «Вынужден… прибегать… к примитивному… языку… жестов».

–  Ну, так… это… - Хагрид, несколько волнуясь, снова обратился к ученикам: - Хм… о чем я говорил?

–  «По-видимому… легко… теряет… нить… изложения», - бубнила Амбридж, но достаточно громко, чтобы слышали все.

Драко Малфой маслился так, словно Рождество наступило на месяц раньше; Гермиона же, напротив, побагровела от гнева.

–  Ага, ну да.
– Хагрид бросил виноватый взгляд в сторону блокнота, но мужественно продолжал: - Я хотел вам рассказать, как мы обзавелись этим табунком. Начали мы с одного самца и пяти самочек. Этот, значит, - он потрепал по холке лошадь, которая появилась первой, - зовется Тенебрусом, он мой главный любимец, первый родился здесь, в лесу…

–  Вам известно, - громко перебила его Амбридж, - что Министерство магии отнесло фестралов к разряду «опасных»?

Сердце у Гарри упало камнем, но Хагрид только засмеялся:

–  Фестралы не опасные! Конечно, куснуть тебя могут, если ты им сильно досадишь…

–  «Проявляет… признаки… одобрительного… отношения… к насилию», - бормотала Амбридж, чиркая в блокноте.

–  Да полно вам!
– Теперь Хагрид немного встревожился.
– Ведь и собака вас укусит, не ровен час… А у фестралов плохая репутация из-за всяких разговоров про смерть, люди держали их за дурную примету. Просто не понимали. Верно я говорю?

Амбридж не ответила. Она кончила писать в блокноте, потом посмотрела снизу на Хагрида и опять очень громко и медленно проговорила:

–  Пожалуйста, продолжайте занятие… Я похожу, - она изобразила ходьбу (Малфой и Пэнси Паркинсон задохнулись от беззвучного смеха), - среди учеников (она показала на некоторых пальцем) и задам им несколько вопросов - Она показала на свой рот, изображая разговор.

Хагрид уставился на нее, не в силах уразуметь, почему она ведет себя так, как будто он не понимает нормальной речи. У Гермионы от ярости выступили слезы.

–  Ведьма, старая злая ведьма!
– прошептала она, когда Амбридж подошла к Пэнси Паркинсон.
– Я понимаю, что ты задумала, гнусная, злобная, испорченная…

–  Ну так ног… - Хагрид изо всех сил старался поймать потерянную мысль, - да, фестралы. Да. У них много хороших качеств…

–  Как вам кажется, - громко спросила Амбридж у Пэнси Паркинсон… - вы в состоянии понимать речь профессора Хагрида?

У Пэнси Паркинсон, как и у Гермионы, были слезы на глазах - только она давилась от смеха и поэтому едва смогла выговорить:

–  Нет… потому что… это… большей частью… похоже… на рычание.

Амбридж записала в блокноте. Неповрежденная часть лица у Хагрида побагровела, но он старался вести себя так, как будто не слышал ответа Пэнси Паркинсон.

–  Да… Хорошие качества фестралов. Когда ты их приручил, как этих, ты уже никогда не заблудишься. Изумительно ориентируются - только скажи им, куда тебе надо…

–  Ну да, если они понимают твою речь, - громко заметил Малфой, и Пэнси Паркинсон снова согнулась пополам от смеха.