— Что вы имеете в виду, сэр? — спросил мистер Нодди.

— То, что я сказал, сэр!

— Хотел бы я посмотреть, как вы сделаете это, сэр! — воскликнул мистер Нодди.

— Через полминуты вы это почувствуете, сэр! — отозвался мистер Гантер.

— Благоволите дать мне вашу визитную карточку, сэр, — сказал мистер Нодди.

— Ни за что, сэр, — ответил мистер Гантер.

— Почему, сэр? — осведомился мистер Нодди.

— Потому, что вы заткнете ее за раму вашего зеркала, чтобы хвастать, что у вас бывают джентльмены, сэр, — ответил мистер Гантер.

— Сэр, завтра утром у вас будет один из моих друзей, — изрек мистер Нодди.

— Сэр, очень благодарен за предупреждение, я отдам распоряжение прислуге припрятать серебро.

Здесь присутствующие сочли своим долгом вмешаться и объяснить враждующим сторонам всю неуместность их поведения, после чего мистер Нодди взял на себя смелость констатировать, что отец его был такой же почтенный человек, как и отец мистера Гантера; на что мистер Гантер возразил, что и его отец был личностью столь же почтенною, как и отец мистера Нодди, и что сын его отца, собственно, ничуть не хуже мистера Нодди при любой погоде. Ввиду того что это заявление грозило возобновлением спора, общество опять поспешило вступиться; послышались возгласы и крики, под влиянием которых мистер Нодди постепенно расчувствовался и признался в том, что он всегда питал к мистеру Гантеру безграничную привязанность. На это мистер Гантер ответил, что для него мистер Нодди дороже родного брата; услышав такое признание, мистер Нодди в порыве великодушия встал со своего места и протянул мистеру Гантеру руку. Мистер Гантер пожал ее с трогательной горячностью; и все единодушно заявили, что спор велся в таком тоне, который делает честь обеим сторонам.

— Ну а теперь, Боб, — сказал Джек Хопкинс, — не худо бы нам спеть что-нибудь для подъема настроения.

И Хопкинс, ободренный бурными рукоплесканиями, затянул во весь голос «Боже, храни короля» на новый мотив, представлявший собой нечто среднее между «Бискайским заливом» и «Лягушкой». Хор играл в этом исполнении существенную роль; и так как каждый джентльмен воспроизводил ту мелодию, которая была ему лучше всего известна, то эффект получался поистине потрясающий.

По окончании припева к первому куплету мистер Пиквик поднял руку, чтобы привлечь общее внимание, и, когда все умолкли, произнес:

— Тише! Прошу прощенья. Мне послышалось, что наверху кричат.

В комнате воцарилась глубокая тишина; мистер Боб Сойер заметно побледнел.

— Кажется, опять кричат, — сказал мистер Пиквик. — Будьте добры открыть дверь.

Лишь только дверь была открыта, все сомнения разрешились.

— Мистер Сойер! Мистер Сойер! — визжал голос с верхней площадки лестницы.

— Это моя хозяйка, — проговорил Боб Сойер, смущенно оглядывая присутствующих. — Слушаю, миссис Редль.

— Что все это значит, мистер Сойер? — отвечал голос пронзительной скороговоркой. — Вам мало того, что вы тут задаром живете, кругом меня обираете, а ваши дружки, которым не стыдно называть себя мужчинами, меня оскорбляют, вам еще надо весь дом перевернуть вверх дном и в два часа ночи поднять такой шум, что вот-вот примчится пожарная команда? Гоните этих негодяев отсюда!

— Как вам не стыдно, господа! — послышался голос мистера Редля, казалось исходивший из-под одеяла.

— Как тебе не стыдно! — возопила миссис Редль. — Почему ты не спустишь их с лестницы? Если бы ты был мужчиной, ты бы сделал это.

— Я бы сделал это, если бы я был дюжиной мужчин, дорогая моя, — миролюбиво отвечал мистер Редль, — но на их стороне численный перевес, дорогая моя.

— Тьфу, трус! — изрекла миссис Редль с величайшим презрением. — Намерены вы выгнать этих негодяев, мистер Сойер, или нет?

— Они уходят, миссис Редль, они уходят, — сказал несчастный Боб. — Пожалуй, вам лучше разойтись, — обратился мистер Боб Сойер к друзьям. — Мне кажется, вы слишком много шумели.

— Это нестерпимо! — запротестовал Джек Хопкинс. — Споем следующий куплет, Боб, начинайте!

— Нет, нет, не пойте, Джек! — остановил его Боб Сойер. — Песня превосходная, но лучше больше не петь. Они такие самодуры... Эти... наверху.

— Может быть, мне подняться и вздуть хозяина? — предложил Хопкинс. — Или потрезвонить в колокольчик, или повыть на лестнице? Распоряжайтесь мною, Боб.

— Очень вам благодарен за дружбу и за добрые чувства, Хопкинс, — сказал несчастный мистер Боб Сойер, — но я думаю, лучший способ избежать дальнейших пререканий — сейчас же разойтись.

— Ну что, мистер Сойер, — раздался опять пронзительный голос миссис Редль, — уходят эти скоты?

— Сию минуту, миссис Редль! Они разыскивают свои шляпы.

— Сию минуту! — повторила миссис Редль, свешивая через перила свой ночной чепец как раз в тот момент, когда мистер Пиквик в сопровождении мистера Тапмена вышел на лестницу. — Сию минуту уходят! И зачем только они приходили?

— Уважаемая сударыня... — начал мистер Пиквик, поднимая голову.

— Проваливайте, старый бесстыдник! — оборвала его миссис Редль, поспешно прячась. — Вы ему в дедушки годитесь, злодей!

Мистер Пиквик понял, что доказывать свою невиновность бесполезно, а потому поспешил выйти на улицу, где к нему присоединились мистер Тапмен, мистер Уинкль и мистер Снодграсс. Мистер Бен Аллен, чья душа была растравлена алкоголем и волнениями, проводил их до Лондонского моста и по дороге, сочтя мистера Уинкля достойным своего доверия, сообщил ему по секрету, что намерен перерезать горло любому джентльмену, за исключением мистера Боба Сойера, который вздумает добиваться благосклонности сестры его Арабеллы. Высказав непреклонное решение выполнить таким образом свой братский долг, он залился слезами, нахлобучил шляпу на глаза и, с грехом пополам добравшись до рынка Боро, принялся молотить в дверь рыночной конторы, чем и занимался, то и дело задремывая на ступеньках, до самого рассвета в полной уверенности, что находится на пороге своей квартиры, но позабыл ключ.