– Ты что! Я даже телевизор не смотрю, чтобы случайно не встал.

Через месяц он был вознагражден, его овчинка явно стоила маленькой выделки. Лоре понравился, как она выразилась, "a big one and а clean one"[34]. Взамен он тоже поставил условие: он хотел звать ее Лаура. Она согласилась, но только наедине.

В ту незабываемую пятницу Лаура, недавно сдавшая водительский экзамен, выпросила родительский "форд", и вечером они поехали на пляж. Ей хотелось прокатиться с ветерком, продлить удовольствие от вождения. Поначалу она вела машину, закусив губу и вцепившись в руль, а Борька, в семье которого машины никогда не было, с завистью следил за каждым ее движением, особенно за ее полными загорелыми ногами, когда она, переключая передачи, выжимала сцепление. У Нетании они свернули на пустынное в тот час приморское шоссе и домчались до самой Хайфы. На шоссе Лаура почувствовала себя свободнее, она даже попросила Борьку прикурить для нее сигарету, и он неумело чиркал спичками, гаснувшими от рвущегося в окна свежего морского ветра. Лаура посмеивалась над ним и нетерпеливо понукала, но потом смилостивилась и достала из специального гнезда круглую автомобильную зажигалку, которой не страшен встречный ветер. Они передавали друг другу сигарету, и ее дым, свист ветра, скорость движения, мелькание встречных огней, освещавших на мгновение ее лицо, строго проинспектированая упаковка в кармане, предвкушение того, к чему они неминуемо приближались, пьянили Борьку, давали такое новое и доныне неизведанное ощущение свободы.

На диком пляже не было никого, кроме таких же, как они, редких парочек. Группка солдат с оружием сидела вокруг костра и пила пиво. Сердце у Борьки дернулось и упало в желудок – в Союзе в такой ситуации надо было поскорее разворачиваться и давать деру – встреча случайной парочки с пьяными солдатами ничем хорошим окончиться не могла.

– Может, нам поискать другое место? – осторожно спросил Борька.

– Зачем? Здесь полно места, просто отойдем подальше.

– А солдаты... нам не... помешают?

– Так даже хорошо, никто и не подумает пристать, особенно когда ребята рядом. – Лаура, как заправский водитель, потянула ручник и выскочила из машины. От костра на них смотрели с завистью.

Борька пожалел, что купил всего лишь тройную упаковку.

После всего он уговорил ее окунуться в море, был конец ноября, но еще совсем тепло, вода за двадцать, ему в самый раз, а она жутко визжала. А потом она взяла в рот его вымоченый в соленой средиземноморской воде "а big one and а clean one". А потом Лаура предложила ему собственный деликатес: горьковатый вкус моря, сладковатый вкус женщины.

А потом они вдвоем, обнявшись, вопили на весь пляж:

I could tell the world

A thing or two about love

I know little girl only a fool

Would doubt our love

And all I gotta do is thank you girl

Thank you girl[35]

Что чувствовал на хайфском пляже в ту теплую ноябрьскую ночь московский подросток, привыкший с опаской и оглядкой пробираться от школы к собственному дому? Что он понял про Израиль, где пьющие пиво солдаты, если надо, придут на помощь? Что девочка, которой он понравился, хочет его близости и прямо говорит ему об этом, а не натравливает на него полкласса прыщавых ведьм? Что всеподавляющая власть родителей кончилась, и что это он, Борька, ориентируется в окружающем мире гораздо лучше своих предков, слабо понимающих, что им говорят на почте и в банке? Что началась новая жизнь, и это его страна, что он хочет быть здесь, и нет для него другого места на земле, и никогда не будет? Что он может быть самим собой, Борькой, и что не нужно быть ВСЕГДА НАЧЕКУ?

Любовь, свобода, секс, невиданный и невозможный! Растаяли все границы реальности, в своих мечтах и снах он не мог и представить такого. ЛАУРА!! Она затмила все в его жизни.

* * *

Барух никогда не представлял себе реальный секс с мужчиной, эпизод с Санькой – не в счет, а сейчас он задал себе вопрос: что такое мужская любовь – тоже размер члена и бабки, или она все–таки реально существует?

Женатый мужик, плюс два (две), сорок восемь, поглядел на пустой стакан из–под виски и решил, что хватит. Он собрал за собой порочащие улики и отправился в душ, а потом в спальню. Керен ждала его, она бросила на пол газетное приложение и выключила свет. Она прижалась к нему и принялась тихонько, как кошка, царапать коготками его грудь. Обычно Барух реагировал незамедлительно, но сейчас ему не хотелось секса, а хотелось лишь уснуть. Поцарапавшись еще немного, Керен со вздохом отвернулась и заснула, сделав в точности то же самое, что сделал бы и он. А к нему сон не шел. Он вторую ночь подряд, пока Керен спала, усаживался к экрану и перечитывал рассказ Энни Пру.

"I'm stuck with what I got, caught in my own loop. Can't get out of it."[36]

История Энниса дель Мара и Джека Твиста захватила его. Он решил для себя, что на следующий день он снова отправится в кино во что бы то ни стало.

С самого знакомства он прозвал про себя Керен "правильная девочка". Они познакомились где–то в девяносто пятом, одиннадцать лет разницы – ему тридцать семь, а ей двадцать шесть. Они сидели за одним столом на свадьбе, куда Баруха–Борьку пригласила какая–то дальняя родственница. Как обычно, позвонил из Канады отец – мать с ним не разговаривала – и долго упрашивал пойти, даже прислал очень щедрый подарок молодоженам. Приглашавшая, извиняясь, посадила его за стол вместе с Керен, ее братом и родителями:

– Только она не говорит по-русски, но тебе–то ведь все равно.

Конечно, Борьке было все равно, даже интересно, что делает эта не говорящая по–русски девчонка в русском ресторане на русской свадьбе. Оказалось, они из Черновцов – она и ее сидевшие тут же мама и папа, приехавшие еще раньше, чем Борька, в семидесятом. Но Карина, то есть Керен, хоть и понимала отдельные русские слова, разговаривать по–русски отказывалась напрочь. Представляете реакцию родителей незамужней барышни двадцати шести лет из Черновцов при виде потенциального московского жениха, пусть даже лет на десять постарше? Во–во! И не надо думать, что в ресторане средиземноморского города Нетании после четверти века израильской жизни все по–другому. Говорили они на иврите: Керен и ее родившийся в Израиле младший брат – очень чисто, Борька – почти без акцента, ее родители – просто ужасно, короче, та еще компания. Они так и просидели весь вечер впятером. Керен совсем не была красавицей – подростковая, скорее даже мальчишеская фигурка, с узкими бедрами, узкими плечиками, рост под метр семьдесят. Веснушки, светлые рыжеватые вьющиеся волосы и слегка приплюснутый носик. Родители – фармацевты, дочь тоже пошла по их стопам. Родители, поднапрягшись, открыли свою аптеку в Ашдоде, ориентируясь, в основном, на русского потребителя, а Керен – типичная израильская businesswomаn, молодая восходящая звезда мультифарма, помешанная на fitness[37] и правильном питании, взирающая на поданные в русском ресторане кушанья примерно как Миклухо–Маклай на угощение туземцев. Барух Берк, слегка начинающий лысеть, но все еще угловатый, метр восемьдесят три (sixfeetsharp[38], как он любил говорить), начальник отдела экплуатации известной американской фирмы, которая inside[39] в каждом компьютере, единственная проблема которого – таскаться ежедневно из Раананы в Иерусалим.

В восемьдесят четвертом инфляция съела его ссуду на дом, а к концу восьмидесятых он вдруг понял, что тратит меньше, чем получает. В начале девяностых девки на него буквально бросались: неженатый мужик чуть за тридцать, с собственным домом, "престижной" работой, бабками и большой ялдой. Баруху за последние годы надоели девки из России, пардон, со всего интернационального пространства СНГ, видевшие в нем всего лишь толстый кошелек с ялдой, неприкрыто желавшие обустроенности и материального благополучия в новой стране. С детьми и без, завидев его служебную машину, с логотипом inside, все девки были его, как в известном анекдоте.