Беседа подруг тем временем переключилась с обсуждения окружающих на парад гордости в Иерусалиме. Шири даже мысли не допускала, что его запретят, или просто отменят в последний момент.

– Это будет взрыв, – сказала Орли.

– Вот–вот, давно пора взорвать этот Иерусалим! – подхватила Шири. – Вместе с Бней Браком! Эти гады должны понять, что кончились средние века.

– Давно пора.

– Чтоб они сдохли там все от злости.

– И вообще, это наше право – проводить парад там, где мы захотим.

– Конечно! Хотят они того или нет.

– Плодятся, как мыши.

– Я бы вообще этим скотам размножаться запретила, а уж пособия бы точно не платила.

Было заметно, что подружки явно навеселе. Барух подумал, что они загрузились чем-нибудь посерьезнее, чем экстази, да еще замешали с алкоголем. Орли так и липла к Шири: она обнимала ее за талию, лезла, как нетерпеливый подросток, под короткие шортики, скорее напоминающие мини-юбку, целовала ей шею и грудь.

Михаль, прикончив коктейль, потянула Баруха танцевать. Сначала они лениво передвигали ноги совсем не в такт быстрой музыке, но потом разошлись и движения стали резче. Медленных танцев здесь не признавали, только быстрое, очень быстрое и совсем быстрое техно, но когда музыка в очередной раз стала просто быстрой, Михаль прижалась к нему. Барух не помнил, когда он в последний раз танцевал, а с Керен он, похоже, вообще никогда не танцевал. Они ходили на бесконечные свадьбы своих сотрудников, но казенная атмосфера не вызывала желания танцевать, и они оба, не сговариваясь, оставались сидеть за столом или убегали домой, если стерпеть музыку и меню не было никакой возможности.

– Шири просто ненавидит досов, – наклонился Барух к ее уху.

– Конечно, ведь она сама из их среды.

– Ну да?

– Была...

– Как это?

– Она жила в интернате для религиозных девочек, и полюбила свою соседку.

– Да ну...

– Не веришь? Их обоих выгнали с треском после того как застали в одной постели.

– В интернате для религиозных девочек?

– Да. Только все быстро замяли – так для всех удобнее. Никому таких скандалов не нужно. Шири после этого сбежала, пробыла какое-то время в убежище для женщин. Потом ей предложили перейти жить в киббуц.

Они вернулись к бару, и Барух принялся выуживать из карманов монеты.

– Alwaysinside?[86] – насмешливо спросила Михаль.

Барух в первый момент не понял, что она имела в виду овальный прозрачный фирменный брелок с запаянным в него микропроцессором. Он лишь запоздало улыбнулся, показывая, что оценил ее шутку.

– Орли пьет сок, – напомнила Михаль.

Держа в каждой руке по бокалу, они вернулись к спутницам.

– ...Да я все готова отдать, только чтобы посмотреть на их рожи, когда какой–нибудь добропорядочный сосед принесет отцу газету с моей фотографией. – Шири пританцовывала под музыку от возбуждения и предвкушения.

– О чем это она? – спросил Барух Михаль.

– Она хочет, чтобы ее фотография с парада гордости попала в газеты, чтобы семье досадить.

Барух пригляделся к Шири повнимательней – совсем молодая девчонка, лет восемнадцать, только накрашена так, что выглядит старше. Ну и детский сад, подумал он.

– А стоит ли? – осторожно спросил он, – кому от этого будет хорошо?

Шири повернулась к нему и посмотрела на него в упор.

– Мне от этого будет хорошо! Или этого мало?!

– Только ради мести смешать с дерьмом всю семью?

Глаза Шири сузились, она опрокинула в себя содержимое бокала и отшвырнула его в сторону.

– Что ты знаешь об этом, – сказала она тихо, то есть совсем не тихо, просто музыка заглушала ее слова. – Они разрушили мою жизнь, мне еще нет и девятнадцати, но уже все. Все кончено.

– Так–таки кончено? Пойдешь в армию, будешь как все.

– Как все, – Шири фыркнула, – меня в армию не берут.

– Почему?

– Потому что я – дебил.

– Ты не похожа на дебила.

– На призывном мне дали какие–то вопросы заполнить, а я никакого понятия ни о чем не имею, как Маугли из джунглей, телевизор в шестнадцать лет увидела в первый раз.

– Они что, в школу тебя не отправили?

– Куда отправлять–то? В какой класс? Пришла училка ихняя, задала пару вопросов, головой покачала и ушла, только ее и видели. Большое спасибо маме–папе, что читать–писать научили. Ах да, еще немного считать.

– А школа?

– Школа! Ортодоксальная школа для девочек. Самая лучшая! А лучшая, потому там ничему не учат, так, продолжение детского сада.

Барух посмотрел на Шири с сомнением.

– Ты думаешь, никто про это не знает, в минпросе, в правительстве? Знают, все знают, только никто связываться не хочет. Каждый норовит с ними коалицию сделать, чтобы спокойно бабки делить.

– Чему–то все–таки учат?

– Конечно! Как чулнт готовить, как субботу блюсти, только чтобы еда для мужа была. Как его ублажать, что говорить, когда мужу, вынь да положь, трахаться вздумалось, а тебе, дряни такой, не хочется Господни заповеди исполнять.