Шрифт:
Часть четвертая.
Россия.
Глава 11.
«Питер»
Знаешь ли ты, что серая луна каждую ночь грустит над тем домом, который ты однажды оставил?
Что сиреневые колокольчики у калитки каждый закат поворачивают головки в ту сторону, куда ты ушел?
Что ласточка, залетая на веранду, спрашивает каждый раз, а нет ли о тебе вестей?
Но в ответ лишь ставни печально хлопают на ветру.
А кто-то, кому ты сказал, что вернешься, каждый вечер готовит ужин на двоих и зажигает маленькую лампадку на подоконнике.
Затем ест в одиночестве и молиться перед сном, чтобы с тобой в пути не случилось ничего дурного и чтобы ты смог вернуться обратно…
И на следующий день так будет , и через день и еще через много-много дней.
И может ты построил где-то далеко много других домов и вырастил много деревьев, но однажды ты вспомнишь, что дом – это не там, где ты живешь и даже не там где ты родился.
Дом – это место, где тебя любят и ждут…
– Девушка, проснитесь. Самолет уже десять минут как произвел посадку. Вам надо выходить. Вы себя хорошо чувствуете?
Я с великим трудом разлепила веки и уставилась на хорошенькую стюардессу невидящим взглядом.
– Что? – чужим голосом прохрипела я со сна, ничего не понимая.
– Наш самолет приземлился в Санкт-Петербурге. Сейчас пять часов сорок три минуты утра. Температура за бортом : тринадцать градусов ниже нуля. – терпеливо пояснила девушка. – Вас кто-нибудь встречает?
– В Петербурге? – тупо повторила за ней я, разглядывая золотые металлические крылышки на темно синем пиджаке аэрофлота. В голове еще роились переживания битвы и Валлийский обряд.
– Да, в Санкт-Петербурге. – она с сомнением смотрела на меня. – Вы трезвы? Помочь вам встать?
Ну еще бы, в России первый вопрос – трезва ли я? С утра была, кажется, хотя какое утро – за стеклом иллюминатора, куда я машинально взглянула, ночная темнота прорезалась только светом фонарей и прожекторов. Оставалось только смириться с мыслью, что я нахожусь в самолете на территории своей родной страны и надо бы отсюда выбраться. Из самолета -то есть.
Попрощавшись с участливой служительницей аэропорта и вежливо отказавшись от предложенной помощи, я взяла сумку и пошла по салону между пустых уже кресел. На выходе я на мгновение замерла, с наслаждением вдыхая ночной морозный воздух, чуть ли не со слезами на глазах глядя на порхающие вокруг серебристые кружевные звездочки. Я почти два года не видела снега, - подумалось мне, но заметив, все еще подозрительно наблюдающую стюардессу, я поспешила покинуть самолет.
Снег повсюду был убран, но оглядевшись, у ограды я наконец заметила желанные сугробы и в носу сразу же защипало. В автобусе, который вез меня к зданию аэропорта, больше никого не было, кроме меня и водителя, и казалось бы никто не помешает мне насладиться в одиночестве чувствами от возвращения домой, но не тут-то было, русский народ вообще любит поговорить.
– На каникулы к нам?
– тут же доброжелательно начал интересоваться седоусый мужчина в таком же темно-синем пиждаке, что и стюаредесса.
– Наоборот. – нехотя ответила я, водя пальцем по стеклу, разрисованному морозом . – домой.
Белые узоры, вычерченнные инеем, хоть и заслоняли вид из окна, зато открывали взору сказочные пейзажи с запорошенными елками, на которых просматривалась каждая иголочка, виданных и невиданных зверей, созданных рукой самой зимы, плавную линию снежного настила, где распускались целые букеты ледяных цветов, вопросительно заглядывающих мне в лицо.
– И то верно. – закивал он головой.- Дома-то оно всегда лучше.
Я целиком ушла в свои мысли: кажется, я не видела настоящего снеговика целую вечность... Тут до меня донеслись последние слова, сказанные пожилым шофером. Неужели я, и правда, дома?
– Всегда лучше. – тихо кивнула я головой и спустилась по ступенькам, запахивая на ходу пуховик.
В здании аэропорта не смотря на такой ранний час, царило оживление: встречающие-проважающие, сумки-рюкзаки, кто-то ищет туалет, допытываясь у всех и каждого, кто-то пытается пронести горячий чай через весь этот кавардак, рыщущие в поисках клиентов таксисты, старающеюся быть при этом не очень заметными, и над всем этим возвышаются служители порядка в бронежилетах и с автоматами через плечо. И не скажешь, что пять утра.
Боком я протиснулась к вертушке, которая неспешно выплевывала разнокалиберные чемоданы, углядела в глубине свой багаж и хотела уже пробираться в этот содом и гоморра, как вдруг чей-то очень знакомый радостно-удивленный голос раздался у меня над головой, как гром среди ясного неба:
– Алинка!
Ну все, приехала, - обреченно подумала я и повернула голову, - начинается. Передо мной возвышался бородатый детина с ярко-синими по-детски круглыми глазами, давний приятель из моей группы по каратэ – Сашка или как все его называли Шурик.