Ни­что в ре­чах дру­зей (а ре­чи их, мож­но по­вто­рить,— про­об­раз фи­ло­соф­ской муд­ро­сти на ты­ся­че­ле­тия) не убе­ди­ло Ио­ва. Гос­подь же во­все не «убе­ж­дал» и не «пе­ре­убе­ж­дал» его. Гос­подь за­го­во­рил как бы во­все «о дру­гом». О но­вом. Гос­подь толь­ко вла­ст­но раз­вер­нул пе­ред Ио­вом кар­ти­ну ми­ра — и это бы­ло един­ст­вен­ное «оп­рав­да­ние», ка­ким Он удо­сто­ил Ио­ва. Но вот оно-то и ока­за­лось един­ст­вен­ным, ка­кое Иов бы при­нял.

Все на све­те по­те­рял Иов — и сам же с без­жа­ло­ст­ной убе­ди­тель­но­стью пре­сек ли­це­мер­ные по­пыт­ки при­ми­рить его с ут­ра­той. А вот Бо­же­ст­вен­ная по­весть о Тво­ре­нии за­во­ро­жи­ла его.

Вду­мать­ся — так ведь это вро­де как и жиз­нен­но, и «по-че­ло­ве­че­ски» по­нят­но. Ко­му не слу­ча­лось пе­ред ли­цом че­го-то но­во­го, не­ожи­дан­но­го, под то­ном на­хлы­нув­ше­го ув­ле­че­ния за­бы­вать по­те­рю, за миг до то­го ка­зав­шую­ся не­вос­пол­ни­мой? Но тут ве­ли­ка раз­ни­ца в раз­ма­хе, в мас­шта­бе; от­ре­че­ние Ио­ва по­то­му пред­ста­ет не то чу­дом, не то ко­щун­ст­вом, что са­мо его по­ло­же­ние на на­шу мер­ку — не жиз­нен­но, не ти­пич­но, «по-че­ло­ве­че­ски» не при­выч­но. Не сто­ит за­бы­вать раз­ни­цы: кро­ви де­тей Ио­ва за­бы­вать на сто­ит.

Тут-то на­чи­на­ет­ся ос­нов­ное «фи­ло­соф­ское» за­труд­не­ние.

По­сколь­ку бе­да Ио­ва чрез­вы­чай­на, ис­клю­чи­тель­на, не­срав­нен­на — «что с ней де­лать»фи­ло­со­фу?

Тут ото­дви­га­ет­ся в сто­ро­ну не­одо­ли­мая склон­ность обоб­щать— и, обоб­щая, мо­ра­ли­зо­вать. На­ли­цо ис­то­рия, с тру­дом вос­про­из­во­ди­мая, пло­хо под­даю­щая­ся обоб­ще­нию. С кем еще стряс­лось та­кое, как с Иовом? Ко­му еще в бе­де яв­лял­ся с от­че­том о Тво­ре­нии Гос­подь?

А то­гда — что же в кни­ге Ио­ва за «нрав­ст­вен­ная поль­за»? Ка­кой урок че­ло­ве­че­ст­ву?

То-то и оно: са­ма не­вы­во­ди­мость «уро­ков», не­го­тов­ность к орг­вы­во­дам есть уже очень не­пло­хой урок. Об­щих ре­ше­ний по­рой нет — и не все­гда сто­ит ис­кать их. И в ре­шаю­щие эпо­хи жиз­ни, мо­жет стать­ся, осо­бен­но не­при­год­ны обоб­ще­ния. Дру­зья на­вя­зы­ва­ли Ио­ву свою муд­рость как об­ще­обя­за­тель­ную— а она для не­го ока­за­лась со­вер­шен­но бес­по­лез­ной, Сам Гос­подь под­твер­дил это. Точ­но так­же, увы, как твор­че­ская мощь и кра­со­та ми­ра, ве­ра в чу­до ока­жут­ся со­вер­шен­но бес­по­лез­ны­ми для муд­ре­цов во все вре­ме­на — ес­ли толь­ко вла­ст­но не одер­нет их го­лос из бу­ри, как это рас­ска­за­но в кни­ге Ио­ва, или не вло­жат они паль­цев в от­кры­тую ра­ну, как Фо­ма.

Как кол­лек­тив не даст че­ло­ве­ку от­ве­тов на во­про­сы жиз­ни и смер­ти — так не даст их и фи­ло­соф­ское обоб­ще­ние.

Вы­стра­дан­ная лич­ным опы­том ис­ти­на не все­гда при­год­на для ко­го-то дру­го­го. Од­на­ко это ни­как не обес­це­ни­ва­ет ее. Лич­ное от­кро­ве­ние не пе­ре­ста­ет быть от­кро­ве­ни­ем. Бо­лее то­го, оно не все­гда «обя­за­но» ос­та­вать­ся лич­ным и толь­ко лич­ным. Оно спо­соб­но рас­про­стра­нять­ся на ближ­них, на еди­но­мыш­лен­ни­ков, а в на­пря­жен­ные вре­ме­на, в про­ры­вах ис­то­рии — и на боль­шие люд­ские со­об­ще­ст­ва. Ут­вер­ждать, буд­то от­кро­ве­ние «все­гда» ин­ди­ви­ду­аль­но, «толь­ко» ин­ди­ви­ду­аль­но, что че­ло­ве­че­ская ду­ша «аб­со­лют­но» замк­ну­та и ав­то­ном­на, что нет мес­та на све­те влия­ни­ям, взаи­мо­по­ни­ма­нию, тра­ди­ци­ям,— оз­на­ча­ло бы точ­но так же не­обос­но­ван­но обоб­щать,— толь­ко с об­рат­ным зна­ком.

А ес­ли се­го­дня в мо­с­ков­ском хра­ме, в го­ло­во­кру­жи­тель­ном ко­ле­ба­нии пас­халь­ных све­чей, ду­шу нео­фи­та за­хле­сты­ва­ет вос­торг — то вряд ли ему сто­ит то­ро­пить­ся с ут­вер­жде­ния­ми о все­об­щем ре­ли­ги­оз­ном воз­ро­ж­де­нии, хо­тя имен­но так он и пе­ре­жи­ва­ет со­вер­шаю­щее­ся с ним. Как не сто­ит ему и скеп­ти­че­ски рас­сеи­вать соб­ст­вен­ное чув­ст­во. Глу­бо­кое, че­ст­ное, до кон­ца пе­ре­жи­ва­ние лич­но­го свер­ше­ния на­ря­ду с трез­вой оцен­кой со­вер­шаю­ще­го­ся во­круг — вот что пло­до­твор­но, вот что мож­но вы­чи­тать из кни­ги Ио­ва.

Ио­ву так и не бы­ло да­но при­ми­рить­ся с ут­ра­той. Ему бы­ло да­но дру­гое. Был от­крыт ис­точ­ник— от­ку­да чер­пать си­лы. «При­ни­мать» или «не при­ни­мать» — это все­го толь­ко две сто­ро­ны мерт­во-стра­да­тель­но­го от­но­ше­ния к жиз­ни, ко­то­ро­му чу­ж­да вся иу­део-хри­сти­ан­ская тра­ди­ция. Ис­кать но­вой жиз­ни— дру­гое, твор­че­ское из­ме­ре­ние. В ко­неч­ном сче­те — ре­ли­ги­оз­но-твор­че­ское. Твор­че­ский ис­точ­ник от­крыл­ся Ио­ву в кра­со­те и мо­щи ми­ро­зда­ния.

И не но­вое сча­стье, не но­вые де­ти — и не «по­сте­пен­но», не со вре­ме­нем — воз­ро­ди­ли к жиз­ни Ио­ва. Пря­мо в ре­чи Гос­по­да из бу­ри уже от­кры­лась Ио­ву но­вая жизнь — и но­вое сча­стье, но­вые де­ти ее лишь по­гло­ти­ли и уп­ро­чи­ли со­бой.

Ко­гда жеве­лик Иов? Он и пре­ж­де, и те­перь ве­лик. Его ве­ли­чие в его ве­ре. Она как страх Бо­жийвы­сту­па­ла в дни бла­го­ден­ст­вия. И она же как взы­скую­щее дер­за­ниевы­сту­пи­ла пе­ред ли­цом ка­та­ст­ро­фы.