Су­ще­ст­вен­но не толь­ко са­мо от­стаи­ва­ние Шес­то­вым со­тво­рен­ной ис­ти­ны; су­ще­ст­вен­но то ме­сто, ко­то­рое мысль о со­тво­рен­ной ис­ти­не за­ни­ма­ет во взгля­дах Шес­то­ва. Сле­до­ва­ло бы вни­ма­тель­но вчи­тать­ся в та­кой, на­при­мер, от­ры­вок.— Фор­маль­ное при­зна­ние со­тво­рен­ной ис­ти­ны Де­кар­том, будь оно при­ве­де­но и раз­ви­то во всей де­кар­тов­ской фи­ло­со­фии,— «...на­все­гда и окон­ча­тель­но ото­рва­ло бы но­вую фи­ло­со­фию от древ­ней и за­ста­ви­ло бы ее по­ста­вить се­бе свои соб­ст­вен­ные, со­всем не су­ще­ст­во­вав­шие для гре­ков за­да­чи, оты­скать но­вые «пер­вич­ные прин­ци­пы» и ра­ди­каль­но из­ме­нить всю «тех­ни­ку мыш­ле­ния». Со­тво­рен­ная ис­ти­на, ис­ти­на, над ко­то­рой Сын Че­ло­ве­че­ский, как и над суб­бо­той, все­гда ос­та­ет­ся гос­по­ди­ном, рав­но как и доб­ро, имею­щее сво­им ис­точ­ни­ком ни­чем не ог­ра­ни­чен­ную во­лю Бо­жию, для гре­ков есть contradictio in adjecto (про­ти­во­ре­чие в тер­ми­нах), есть, ста­ло быть, не­что не­воз­мож­ное и при­том еще мер­зость за­пус­те­ния. Идея со­тво­рен­ной ис­ти­ны воз­вра­ща­ет нас к то­му со­стоя­нию не­вин­но­сти и не­ве­де­ния, о ко­то­ром го­во­рит­ся в кни­ге Бы­тия, но это по­ла­га­ет ко­нец ра­цио­наль­ной фи­ло­со­фии» /220/.

Со­тво­рен­ная ис­ти­на по­ла­га­ет ко­нец ра­цио­наль­ной фи­ло­со­фии — вплоть до то­го, что за­став­ля­ет ра­ди­каль­но из­ме­нить тех­ни­ку мыш­ле­ния! Тех­ни­ка мыш­ле­ния по­ме­ща­ет­ся древ­ни­ми и но­вы­ми ра­цио­на­ли­ста­ми в ис­клю­чи­тель­ное вла­де­ние гно­сео­ло­гии, да­же та­ких ее спе­ци­аль­ных от­де­лов, как ло­ги­ка. Гно­сео­ло­гия же и ло­ги­ка долж­ны как буд­то стро­ить­ся из се­бя са­мих, на ос­но­ве соб­ст­вен­ных ка­ких-то пред­по­сы­лок а priori. Бо­лее то­го: «чер­паю­щий из се­бя ра­зум» (Ге­гель) жа­ж­дет на ос­но­ве тех же пред­по­сы­лок вы­стро­ить он­то­ло­гию, эти­ку, ак­сио­ло­гию; «из се­бя» чер­па­ет ра­зум «мо­дель» бы­тия, нрав­ст­вен­ный за­кон, ие­рар­хию цен­но­стей. И как ра­зум при­су­дит — так то­му и быть: да­же ес­ли речь идет о Бо­ге, бес­смер­тии, сво­бо­де,— не го­во­ря уж о «тех­ни­ке мыш­ле­ния». Су­дья же — стра­щал Ге­гель — «...дол­жен дер­жать­ся за­ко­на, вы­но­сить ре­ше­ния, не от­кло­ня­ясь от за­ко­на, не при­ни­мая оп­рав­да­ний, дол­жен су­дить не­ли­це­при­ят­но». /Эн­цик­ло­пе­дия фи­ло­соф­ских на­ук, т. 1. Нау­ка ло­ги­ки. 80, при­бав­ле­ние.— М., 1975, c. 203/.— Шес­тов же (и это по­ра­жа­ет!) са­му гно­сео­ло­ги­че­скую ре­во­лю­циюобос­но­вы­ва­ет не ка­ки­ми-то гно­сео­ло­ги­че­ски­ми пред­по­сыл­ка­ми, но — по­треб­но­стью в цен­но­сти. Гно­сео­ло­гия и ло­ги­ка чер­па­ют­ся не «из се­бя», но — из ме­та­фи­зи­ки, из он­то­ло­гии, да­же из та­кой «за­ин­те­ре­со­ван­ной» об­лас­ти, как ак­сио­ло­гия. С точ­ки зре­ния ра­цио­на­лиз­ма — это пря­мое на­си­лие над ин­тел­лек­ту­аль­ной со­ве­стью. На­ча­ло как бы вы­во­дит­ся из ре­зуль­та­та, под­го­ня­ет­ся под от­вет. На де­ле, од­на­ко, речь идет не о «ре­зуль­та­те», но — имен­но о по­треб­но­сти. Шес­тов и го­во­рит по­сто­ян­но о еди­ном на по­тре­бу. Цен­но­стии ну­ж­да в них ми­ра и че­ло­ве­ка, ме­ря­щий эти цен­но­сти Тво­рец,— вот кто (Кто) соз­да­ет на де­ле «гно­сео­ло­ги­че­ские пред­по­сыл­ки» об­нов­лен­ной ре­ли­ги­оз­ной фи­ло­со­фии — вплоть до но­вой тех­ни­ки мыш­ле­ния. Со­весть — не «ин­тел­лек­ту­аль­ную», но жи­вую че­ло­ве­че­скую со­весть,— это ни­ко­им об­ра­зом не за­тра­ги­ва­ет.

Ме­ж­ду про­чим: у са­мих-то ра­цио­на­ли­стов — пол­но, не­у­жто вправ­ду про­де­лы­ва­ет­ся у них чин­но весь этот путь, от на­ча­ла (гно­сео­ло­гия) к ре­зуль­та­ту (ис­ти­на, цен­ность)?.. Быть мо­жет, их путь — тот же: от по­треб­но­сти в цен­но­сти — к вы­бо­ру спо­со­ба, как ов­ла­деть цен­но­стью?.. Но — во-пер­вых — они в этом ни­ко­гда не при­зна­ют­ся. Во-вто­рых же,— са­ми цен­но­сти их, ес­ли не пус­ты и бес­со­дер­жа­тель­ны, то су­ет­ны и со­мни­тель­ны. Кто в этом усом­нит­ся — то­му сле­до­ва­ло бы при­пом­нить древ­ний за­вет фи­ло­со­фов: если хочешь подчинить себе все, под­чи­нись ра­зу­му! — Де­ла­ют обык­но­вен­но упор на вто­рой час­ти за­ме­ча­тель­но­го это­го афо­риз­ма. Но древ­ним-то бы­ла мно­го по­нят­ней пер­вая... и — вот она, гно­сео­ло­ги­че­ская пред­по­сыл­ка! Те же, кто фи­ло­соф­ст­ву­ет, как это при­ня­то се­го­дня, в сти­ле ака­де­ми­че­ском и стрем­ле­ния «все под­чи­нить» не дек­ла­ри­ру­ет,— те пусть пе­ре­чтут юно­ше­ские свои днев­ни­ки... Са­мое же су­ще­ст­вен­ное: не­за­ви­си­мая от цен­но­стей вы­ра­бот­ка гно­сео­ло­гии, да­же ес­ли она осу­ще­ст­в­ля­ет­ся как кри­ти­ка ра­зу­ма (но — кри­ти­ка са­мим же ра­зу­мом),— че­рес­чур уж на­по­ми­на­ет «са­мо­кри­ти­ку», при­ня­тую в КПСС.Чис­то ме­то­до­ло­ги­че­ски вы­ра­бот­ка эта не мо­жет ока­зать­ся ни­чем, кро­ме по­роч­но­го кру­га... Ра­зум хит­рее ве­ры, но ве­ра — че­ст­ней по­зна­ния.

Бог — жив, ибо да­же «веч­ные ис­ти­ны», пре­дель­ные эти стол­пы че­ло­ве­че­ско­го ра­зу­ме­ния, тво­рят­ся им по сво­ему ус­мот­ре­нию и по ус­мот­ре­нию Его мо­гут быть пре­об­ра­же­ны. Как раз эти ис­ти­ны — от­вле­чен­ны и бес­со­дер­жа­тель­ны, Бог же кон­кре­тен и все­мо­гущ (ес­ли под кон­крет­но­стью, как и под со­дер­жа­тель­но­стью, мыс­лить не то, что мыс­лил Ге­гель: не раз­ви­тость опо­сре­до­ван­ных оп­ре­де­ле­ний, но — твор­че­скую си­лу). Во­об­ще, не мо­жет быть ис­тин­ной ни­ка­кая ис­ти­на, кро­ме той, ко­то­рая Им со­тво­ре­на. И все, что со­тво­ре­но Им, мо­жет ока­зать­ся ис­тин­ным.— И вот как го­во­рит Шес­тов об от­но­ше­нии Бо­га к та­ко­му, на­при­мер, веч­но-ис­тин­но­му Его «оп­ре­де­ле­нию» как не­из­мен­ность: «...Бог не­из­ме­нен по­то­му и по­столь­ку, по­сколь­ку Он из­ме­нять­ся не хо­чет и не на­хо­дит нуж­ным. Ко­гда Ав­ра­ам, отец ве­ры, при­во­дит со­об­ра­же­ния в за­щи­ту Со­до­ма и Го­мор­ры, Бог спо­кой­но их вы­слу­ши­ва­ет и, вняв им, ме­ня­ет свое ре­ше­ние. Та­ких при­ме­ров в Биб­лии сколь­ко угод­но...» /202/.— Ко­гда уп­ре­ка­ют Шес­то­ва в «бес­со­дер­жа­тель­но­сти» ве­ры — за­бы­ва­ют о бу­к­валь­ном от­но­ше­нии его к Св. Пи­са­нию, столь ред­ко­ст­ном для по­след­них сто­ле­тий. А ведь имен­но бу­к­валь­ное от­но­ше­ние к Биб­лии да­ет со­дер­жа­тель­ность ре­ли­ги­оз­ной мыс­ли, по­то­му что бо­лее на­деж­но­го ис­точ­ни­ка для ре­ли­ги­оз­ной мыс­ли, не­же­ли жи­вые об­ра­зы и кон­крет­ные сло­ва От­кро­ве­ния,— нет и быть не мо­жет. Ал­ле­го­ри­че­ские же тол­ко­ва­ния Пи­са­ния ве­дут толь­ко к бес­со­дер­жа­тель­но­сти ве­ры, к рас­пы­ле­нию ее со­дер­жа­ния, к не­ве­рию. По­ра­зи­тель­но: чем бо­лее лич­но, из соб­ст­вен­но­го ду­хов­но­го опы­та ис­хо­дя, мыс­лит че­ло­век (Кир­ке­гор, Дос­то­ев­ский, сам Шес­тов) — тем бу­к­валь­нее вос­при­ни­ма­ет он Пи­са­ние; ни­ка­ко­го про­ти­во­ре­чия ме­ж­ду сло­ва­ми От­кро­ве­ния и лич­но­стью на по­вер­ку не ока­зы­ва­ет­ся: на­столь­ко близ­ка Биб­лия серд­цу че­ло­ве­ка. И на­бо­рот: чем «объ­ек­тив­нее» ста­ра­ет­ся мыс­лить фи­ло­соф, чем упор­ней го­нит­ся за веч­ны­ми и все­об­щи­ми ис­ти­на­ми — тем без­на­деж­ней уда­ля­ет­ся он от ду­ха и бу­к­вы веч­ной кни­ги!

Ве­ра Шес­то­ва кон­крет­на и со­дер­жа­тель­на еще по­то­му, что ес­ли Бог мо­жет по сло­ву ве­рую­ще­го «ме­нять ре­ше­ние», то тем са­мым ут­вер­жда­ет­ся си­ла мо­лит­вы, воз­мож­ность че­ло­ве­че­ско­го дер­за­ния, выс­шее пра­во че­ло­ве­ка вли­ять на «ход ве­щей» и ме­нять его.— Шес­тов не­од­но­крат­но го­во­рит о «...Бо­ге огор­чаю­щем­ся, гне­ваю­щем­ся, ра­дую­щем­ся, вме­ши­ваю­щем­ся в са­мые буд­нич­ные де­ла лю­дей» /180/. — Он от­стаи­ва­ет ве­ру в «...биб­лей­ско­го Бо­га, ра­дую­ще­го­ся, гне­ваю­ще­го­ся, огор­чаю­ще­го­ся, пре­вра­щаю­ще­го в ви­но во­ду, по­мо­гаю­ще­го ев­ре­ям про­хо­дить че­рез мо­ре и т. д.» /184/.— В этом кон­це­ляр­ски-су­хом «и т. д.» как раз и кро­ет­ся бу­к­валь­ное, да­же до­ку­мен­таль­ное от­но­ше­ние Шес­то­ва к по­ве­ст­во­ва­нию Биб­лии.

Ра­зум от­кры­ва­ет до­ро­гу по­зна­нию — ве­ра от­кры­ва­ет до­ро­гу твор­че­ст­ву.— «Бог ни­че­го не «зна­ет», Бог все тво­рит» /147/.— В свя­зи с твор­че­ст­вомШес­тов со­вер­шен­но по-но­во­му (хо­тя и ори­ен­ти­ру­ясь на Лю­те­ра) го­во­рит о сво­бо­де.— «В той же кни­ге Бы­тия пе­ре­да­ет­ся, что ко­гда Бог соз­дал всех жи­вот­ных и всех птиц, Он при­вел их к че­ло­ве­ку, что­бы­ ви­деть, как он их на­зо­вет — «а как на­зо­вет че­ло­век ду­шу жи­вую, так и имя ей /164/.— «Сво­бод­но­му су­ще­ст­ву при­над­ле­жит су­ве­рен­ное пра­во на­ре­кать все ве­щи свои­ми име­на­ми и, как он их на­зо­вет, так они и име­но­вать­ся бу­дут» /103/.— Бог на­де­лил че­ло­ве­ка твор­че­ским да­ром, и твор­че­ский дар за­клю­чен был в этом су­ве­рен­ном пра­ве— на­ре­кать име­на. И это бы­ла сво­бо­да — сво­бо­да! — сво­бо­да на­ре­кать име­на. Это бы­ла един­ст­вен­ная, по Шес­то­ву, дей­ст­ви­тель­ная сво­бо­да — сво­бо­да до­б­ра. Гре­хо­па­де­ние же по­ста­ви­ло че­ло­ве­ка на путь по­зна­ния, ли­шив его да­ра сво­бо­ды. Ве­ра ус­ту­пи­ла ме­сто ра­зу­му; твор­че­ст­во ус­ту­пи­ло ме­сто по­зна­нию; то­гда-то и твор­че­ская сво­бо­да ус­ту­пи­ла ме­сто лже-сво­бо­де — то­му, что зо­вем мы «сво­бо­дой вы­бо­ра» ме­ж­ду доб­ром и злом...— «И Адам до гре­хо­па­де­ния был при­час­тен бо­же­ст­вен­но­му все­мо­гу­ще­ст­ву и толь­ко по­сле па­де­ния по­пал под власть зна­ния,— и в тот мо­мент ут­ра­тил дра­го­цен­ней­ший дар Бо­га, сво­бо­ду» /147/.— «Сво­бод­ный че­ло­век мог не до­пус­тить зло вой­ти в мир, а те­перь — он мо­жет толь­ко «вы­би­рать» ме­ж­ду злом, ко­то­рое ему не­под­вла­ст­но, и доб­ром, ко­то­рое то­же ему не­под­вла­ст­но» /103/.— Са­мые зна­чи­тель­ные из фи­ло­соф­ских сис­тем го­во­рят имен­но о сво­бо­де вы­бо­ра ме­ж­ду доб­ром и злом, и они ут­вер­жда­ют диа­лек­ти­ку сво­бо­ды и не­об­хо­ди­мо­сти, при­чем яв­но или тай­но скло­ня­ют­ся са­ми на сто­ро­ну не­об­хо­ди­мо­сти. По­то­му Шес­тов и го­во­рит о не­под­вла­ст­но­сти со­вре­мен­но­му че­ло­ве­ку до­б­ра и зла, смы­ка­ясь с уче­ни­ем Лю­те­ра о по­ра­бо­щен­ной во­ле.— «И что,— ком­мен­ти­руя Лю­те­ра, спра­ши­ва­ет Шес­тов,— ес­ли Бог при­бег­нул к труб­ным зву­кам, гро­мам и мол­ни­ям /.../ лишь по­то­му, что ина­че нель­зя бы­ло вер­нуть оце­пе­нев­шей в ле­тар­гии, по­лу­мерт­вой че­ло­ве­че­ской ду­ше ее ис­тин­ную сво­бо­ду,— т. е. раз­ре­шить ее от по­ви­но­ве­ния /.../ и, та­ким об­ра­зом, при­об­щить к ис­ти­не?» /110/.— Зна­ние, «про­дукт» пер­во­род­но­го гре­ха, по­ра­бо­ща­ет че­ло­ве­ка. Сво­бо­да воз­вра­ща­ет­ся че­рез твор­че­ст­во, по­то­му что из­на­чаль­но че­ло­ве­ку бы­ла да­на сво­бо­да — на­ре­кать име­на.

Твор­че­ст­во как про­стран­ст­во сво­бо­ды — не слу­чай­ная мысль и не от­вле­чен­ное по­ня­тие для Шес­то­ва. Твор­че­ский путь — как про­ти­во­вес пу­ти по­зна­ния — ут­вер­жда­ет­ся им дей­ст­вен­но и жи­во. Твор­че­ст­во ху­до­же­ст­вен­ное час­то бли­же ему сво­им ду­хом, не­же­ли про­фес­сио­наль­ная фи­ло­со­фия ра­цио­на­ли­стов. От­сю­да — по­сто­ян­ные ссыл­ки на Шек­спи­ра, Пуш­ки­на,— не го­во­ря уж о Дос­то­ев­ском, ко­то­ро­го Шес­тов, как и вся рус­ская фи­ло­соф­ская тра­ди­ция, при­зна­ет ве­ли­ким фи­ло­со­фом. И де­ло не в ци­та­тах во­все, объ­яс­не­ние ле­жит го­раз­до глуб­же. Са­мо по­строе­ние кни­ги Шес­то­вым, сам слог его по­ве­ст­во­ва­ния — мно­го бли­же об­раз­ной по­эти­ке, не­же­ли тех­ни­ке умо­зре­ния.

(Для срав­не­ния — ред­чай­шее в ис­то­рии за­пад­но­ев­ро­пей­ской мыс­ли при­зна­ние: «В ис­кус­ст­ве мы име­ем как до­ку­мент фи­ло­со­фии, так и ее един­ст­вен­ный из­веч­ный и под­лин­ный ор­га­нон, бес­пре­стан­но и не­ук­лон­но все на­но­во сви­де­тель­ст­вую­щий о том, че­му фи­ло­со­фия не в си­лах по­дыс­кать внеш­не­го вы­ра­же­ния...»— Ф. В. И. Шел­линг. «Сис­те­ма транс­цен­ден­таль­но­го идеа­лиз­ма». Л., 1936, с. 393.— В том «лишь» раз­ни­ца, что, по Шес­то­ву, эти «до­ку­мент и ор­га­нон» и сви­де­тель­ст­ву­ют-то не о том же,— так что де­ло от­нюдь не толь­ко во внеш­нем вы­ра­же­нии...)