считаем, что главный удар противник нанесет на Обоянь, в вашем направлении — и в

направлении вашего ближайшего друга и соседа, Шестой общевойсковой армии

Чистякова. Вы же дружите с Иваном Михайловичем? Вот вместе в бой и пойдете. Будьте

готовы.

— Всегда готовы, — машинально ответил Катуков.

5 июля 1943 года, деревня Успенов, штаб Первой гвардейской танковой армии

Катуков вышел на двор из избы. Не спалось.

Наступал жаркий летний день. В яблоневых садах пели птицы, деревня дремала. Солнце

едва показалось из-за горизонта.

Катуков поежился. Не верилось, что скоро всему этому настанет конец. Ватутин не сказал

прямо, но мысль командующего была очевидна: Первая гвардейская станет

бронированным щитом в направлении главного удара.

Словом, держись, Иван Ефимович…

В небе раздался тяжелый гул. Катуков поднял голову: большими группами самолеты шли

на юго-запад.

«Красовский начал работу», — подумал Катуков.

Вторая воздушная армия, которой командовал Степан Акимович Красовский, поднялась в

воздух — сражение началось.

На улицу выбежал дежурный офицер:

— Иван Ефимович, штаб фронта!

Катуков вошел в штабную избу, взял трубку.

Ватутин говорил задыхаясь, как будто только что поднялся по лестнице:

— Командование приняло решение нанести по врагу упреждающий удар. Началась

артиллерийская подготовка. Противник намерен вырваться на Обояньское шоссе и

попытается мощным танковым ударом пробить нашу оборону. Манштейн, похоже, будет

действовать по шаблону — то же самое он делал под Сталинградом. Выдвигайтесь на

вторую полосу обороны Шестой гвардейской армии, к Чистякову.

5 июля 1943 года, Малоархангельск

Немцы двинули свои танки под плотным прикрытием авиации.

Самолеты с крестами шли тремя эшелонами.

Командующий Шестнадцатой воздушной армией генерал Руденко оставался возле

аппарата, выслушивая донесения и сердясь на их сбивчивость:

— Сколько?

— Насчитали до шестидесяти He.111, товарищ командующий, с ними истребители

прикрытия.

— Сколько, сколько истребителей?

— Много, товарищ командующий! Второй эшелон, по отчетам наблюдателей, — с

полсотни He.111 и с ними Ju.87. FW.190 не более двадцати.

— Какая дистанция?

— Три-четыре километра. И третий эшелон — тоже в четырех километрах: двадцать

бомбардировщиков и примерно сорок истребителей. Бомбардировщики идут на разных

высотах. Это усложняет работу зениток.

Руденко отдал приказ, и в воздух поднялись истребители Шестого истребительного

авиакорпуса и соколы Первой гвардейской авиадивизии.

Уже перевалило за полдень. Руденко подозревал, что пехота неоднократно высказалась

по поводу бездействия советской авиации. И черт побери, пехота права.

5 июля 1943 года, аэродром Фатеж — район Понырей

— Наша задача — прикрывать сухопутные войска, — сказал командир звена майор

Калмыков. — И вот еще что, соколы: с командного пункта дважды уже передавали

категорический приказ — уничтожать только бомбардировщиков! Вы поняли?

Летчики-гвардейцы помалкивали. Они знали, какие обвинения могут воспоследовать:

истребители действительно часто увлекаются боем с другими истребителями.

Немцы не хуже наших знают азартный характер, который приводит пилота в

истребительную авиацию. Личный счет сбитых врагов, захватывающие воздушные

поединки…

— Нам предстоит работа, — подчеркнул командир. — Работа, а не «свободная охота».

Эти приключения — не сейчас. Наземные войска ведут тяжелейшие бои, немцы

прорываются. А их авиация продолжает хозяйничать в небе и бомбить наши танки.

— Ясно, — пробурчал младший лейтенант Шерстнев.

— Хорошо, что тебе это ясно, Шерстнев, — повернулся к нему командир. — Еще раз

повторяю: только бомбардировщики! Помните, под Сталинградом, — лицо командира

чуть смягчилось, — Илья Чубарев таранил «Фокке-Вульф»? И ничего, жив остался.