— Вот и испытаем, — улыбнулся Корвин-Круковский.

«Лебедь-XII» с пулеметом на турельной установке конструкции Шкульника поднялся в

воздух.

За восемь с половиной минут русский «Альбатрос» набрал высоту в тысячу метров, за

сорок одну — три тысячи четыреста (это был потолок).

После благополучного приземления началось обсуждение.

— Хорошо бы органы управления самолетом установить не только в задней кабине, но и в

передней, — высказал пожелание поручик Корвин-Круковский.

— По мне так, опять самолет «висит на ручке», склонен пикировать, — вздыхал Гончаров.

— Повозиться с ним приходится.

— Но в целом как — безопасен? — настаивал Лебедев.

Гончаров пожал плечами:

— Мы же благополучно летали!.. При известном навыке — вполне безопасен. В качестве

разведчика ближнего тыла — так вообще идеальный самолет. — Он помялся: — Ну и

выхлопные газы в кабине... Неужто от этого никак не избавиться?

— Я доработаю конструкцию, — обещал Владимир Александрович.

6 января 1917 года, Петроград

— К 1 марта мы обязаны выполнить государственный заказ, — объявил Владимир

Александрович своим работникам. — А то сейчас в действующей армии находятся всего

шесть «Лебедей-XII». А должно быть — свыше двухсот!.. К производству подключился

завод Слюсаренко, что вызвано исключительно нуждами нашей армии.

Лебедев поперхнулся. Не будь сейчас войны — он бы и на пушечный выстрел не

подпустил конкурента к образцу «своего» самолета. Но — война...

«К счастью», Слюсаренко не потянул заказ — построил всего четыре машины.

У Лебедева размах и мощности другие. Он сделает двести аппаратов. Командование

русской армии рассчитывает, что «Лебедь-XII» — русский «Альбатрос» — заменит

устаревший «Вуазен».

Что такое «Вуазен»? Просто «летающие проволочные заграждения», как говорят летчики.

А «Лебедь» — современный аппарат, который к тому же оснащен пулеметом.

Годится он и для разведки, и для фотографирования позиций противника, да и для

бомбардирования. Может корректировать артиллерийский огонь.

Все так, да только вот «Вуазен» — при всей его устарелости — прочный, живучий,

надежный. А вот «Лебедь-XII» — другое дело.

Поторопились Гончаров с Корвин-Круковским. Скорей, скорее отправить самолет в

действующую армию — вот о чем думали в первую очередь.

А уж в ходе боев начали выясняться неприятные вещи. Самолет все так же стремился

спикировать к земле. И все так же летели в кабину экипажа выхлопные газы.

Случалось, подсасывание горячих выхлопных газов в щели между нижним крылом и

фюзеляжем приводило к пожару.

Горели и двигатели. Как-то раз взорвался карбюратор и начался пожар. Но во всех

случаях летчики оставались живы. Аэропланы, правда, спасти не удавалось.

8 июня 1917 года, Северный фронт

— Никуда не годится этот «Лебедь», — заметил прапорщик Тихомиров. — Не лебедь, а

ворона какая-то. Так и норовит нас угробить.

— Ты сам угробил самолет, — засмеялся его приятель, подпоручик Сытин. — Спалил

машину дотла, а сам отделался легким ожогом на руке.

— Он сам себя спалил дотла, — буркнул Тихомиров. — Что-то долго не возвращается

Добровольский.

— Отстал по обыкновению, — ответил Сытин. — Его летнаб увлекся

фотографированием.

— Нет, вот он!.. Летит! — Тихомиров вскочил. — Что происходит?

«Лебедь-XII», пилотируемый поручиком Добровольским, появился над лесом. Вторым

был летнаб поручик Кундзин. Самолет благополучно возвращался с задания. И вдруг... на

высоте трехсот метров у самолета сложилось правое крыло, и он рухнул на землю.

Оба авиатора были мертвы.

16 июня 1917 года, Петроград

Особая комиссия под председательством профессора Ботезата начала работу по фактам

множественных аварий самолета «Лебедь-XII».

По очереди выступали другие члены комиссии — фронтовые авиаторы прапорщик

Бажилевич-Княжковский и поручик Левченко.