прострелил мне левую руку.

Это был двухместный «Сопвич», который я уже отправил вниз, так что он уже падал, и

который я в припадке охотничьего благородства пощадил, — и вот его благодарность!..

Но не страшитесь ни за жизнь мою, ни за руку. Кости и нервы не пострадали, выстрел

лишь задел по касательной. То, что все это так чертовски больно, — дело второстепенное;

я злюсь только из-за того, что пришлось бросить в переделке мою эскадрилью — как раз

теперь, когда началась весенняя заварушка.

Надолго ли я застрял в лазарете и получу ли еще один отпуск — о том ведают лишь боги.

Порадуйте же приветом проклятого на одиночество и бездействие лазаретного узника…»

18 августа 1917 года, Западный фронт

Что ж, художнику Кольшайну из Дюссельдорфа удалось, в конце концов, закончить

портрет Эрвина Бме. И предсказание насчет орденов сбылось: теперь Бме награжден

Железным крестом и Рыцарским крестом ордена Дома Гогенцоллернов.

— Мы никак не можем отправить вас обратно на фронт! — сказали ему в штабе армии,

когда Бме явился доложить о своей готовности вернуться к боевой работе. —

Помилуйте! Вы были тяжело ранены. Вы... уже немолоды. И потом, ваш опыт...

— Снова инструктором? — догадался Бме.

— Это временно, пока не восстановится ваше здоровье, — обещали ему.

Но постарались задержать его как можно дольше.

И вот наконец сбылось: Эрвин Бме снова на фронте.

Эскадрилья, над которой он принял командование, называлась «Освальд Бльке».

— Великие люди обладают бессмертным духом, — с такими словами Эрвин Бме

обратился к своим подчиненным. — И мы можем видеть это воочию. Дух Освальда

Бльке живет в нас, в наших крыльях, в наших победах. Он поведет нас в бой — как

некогда вел нас сам Освальд, живой и во плоти.

28 октября 1917 года, Дессау — Гамбург

Годовщину гибели Освальда Бльке Эрвин Бме провел на кладбище в Дессау — на

могиле боевого товарища.

У него оставалось еще время, и он заехал в Гамбург — повидать Анну-Мари. Она близко

к сердцу приняла эту историю и нашла удивительные слова, чтобы утешить своего друга

по переписке.

Увидев Эрвина, Анна-Мари засияла такой неподдельной радостью, что он смутился.

— Сегодня в полночь отходит мой поезд на фронт, — заговорил он. — Времени почти

нет, поэтому я обязан... Да, я обязан вас спросить: Анна-Мари, вы... вы любите меня?

— Да! — вскрикнула она. — С того самого мгновения, как увидела вас вылезающим из

самолета во время вашей «вынужденной посадки» у нас на лужайке»! Но почему, ради

всего святого, почему, Эрвин, вы молчали так долго?

— Потому что... — Он снова замялся. — Проклятье, фройляйн! Потому что я боялся

услышать «нет»! Потому что ваше «нет» нарушило бы мое внутреннее равновесие до

такой степени, что я не смог бы больше сражаться!.. Да, — он усмехнулся, — вот так.

Человек сражается на самолете, не боится ни смерти, ни дьявола, но ужасно боится милой

молодой девушки...

Она мягко взяла его под руку:

— Так и должно быть. Вы изумительно старомодны, мой герой.

— И вы, — сказал он, осторожно поцеловав ее в щеку. — Я обожаю вашу

старомодность...

— Когда я получу благословение родителей, мы объявим о нашей помолвке, — сказала

Анна-Мари. — Ах, Эрвин! Сколько времени мы с вами потеряли!

— Но подхожу ли я на роль мужа? — Он снова заколебался. — Без определенного

положения в жизни, без ясного представления о будущем... и связать свою судьбу с

судьбой другого существа!

— На что же вы надеетесь? — Она посмеивалась так, словно знала ответ.

Улыбнулся и он:

— На милость благосклонного духа, который всегда помогает сильным и смелым.

И добавил:

— Никогда я не думал, что старый, побитый жизнью человек может быть так по-

юношески счастлив!..

31 октября 1917 года, район Зоннебеке, Фландрия

— Мартин! — Эрвин Бме с трудом растолкал брата, который продолжал храпеть, хотя

было уже десять утра. — Проклятье, великан, ты никак впадаешь в зимнюю спячку!

— Эрвин! — Мартин открыл глаза. — Что случилось? Ты давно приехал?