проверенные достижения авиастроения конца тридцатых и в сороковом году выпустили

машину — маневренную, надежную и дешевую.

Основной упор предложили сделать на взлетно-посадочные качества: предполагалось, что

корректировщик будет действовать с полевых аэродромов.

Цельнометаллический планер с закрытой кабиной, убирающимся шасси, с современным

приборным оборудованием, с отличным обзором для обоих членов экипажа — пилота и

наблюдателя.

Самолетик выглядел своеобразно: бочкообразный фюзеляж и длинное прямое крыло.

Машина была легкой, поскольку не могла нести бомб. Это был только разведчик, а из

вооружения он имел лишь два пулемета: синхронный под капотом и подвижный (у

наблюдателя).

— Что же мы будем делать с этими «Совами»? — Начальник штаба ВВС армии

Соединенных Штатов генерал Арнольд мрачно размышлял над проблемой. — Черт

побери, машина взлетела в сорок первом и мгновенно устарела! Как она будет

действовать, если по ней начнут палить зенитки? Чем руководствовались на «Кертиссе»,

делая безоружную машину? Любой истребитель... Впрочем, об этом лучше вообще не

думать. Куда девать «Сов»?

Счастливая идея осенила Арнольда довольно быстро:

— Отправим их на Восточный фронт! Русские сейчас в таком положении, что переварят

любой самолет.

Русские пытались отбрыкиваться:

— Вы понимаете, что безоружная, не прикрытая броней машина не годится для действий

на советско-германском фронте?

— Возьмите просто так, — взмолился наконец Арнольд. — У нас тридцать машин уже

подготовлено к отправке. Мы их посылаем дополнительным грузом.

— В довесок к Московскому протоколу? — съязвила советская сторона.

Арнольд вяло оскорбился:

— В качестве бонуса!..

...Девятнадцать из тридцати самолетов благополучно пересекли море. Остальные

упокоились на дне вместе с перевозившими их транспортами.

И вот озадаченные товарищи Акуленко, Смуглевич и Смоляров созерцают заморских

гостей, упакованных в ящики.

— Не было у бабы хлопот, так купила порося, — в сердцах бросил Акуленко.

16 января 1942 года, Кинешма

Майор Акуленко занял место пилота. «Сова» была, по утверждению инженера, готова к

полету.

— Устроились, товарищ Смоляров? — Акуленко обернулся к своему летнабу.

Смоляров кивнул:

— Так точно.

Он решил лично доказать правильность своей сборки. Хотя работал, скорее, по наитию.

Конструкция оказалась простой, многие узлы, в том числе и двигатель, похожи на те, с

которыми Смоляров и его помощники уже имели дело на советских самолетах.

Только вот шасси...

— Кошмарная каракатица, — ворчал Смоляров. — Ну ничего, ты мне покоришься.

И в самом деле, «каракатица» тоже не представляла, после укрощения, большой

проблемы.

Аппарат, хоть и не годился для полноценной фронтовой работы, показался Смолярову

интересным, и он воспользовался возможностью от души «поковыряться» в разработках

заокеанских коллег.

Взлетели, сделали круг и приземлились благополучно.

— Что ж, машина послушная, не капризная. Начало положено, — подытожил Акуленко. И

вздохнул: — Сюда бы броню!..

7 февраля 1942 года, Кинешма

Майор Кочановский был опытным летчиком. Ему было уже под сорок, позади —

Финская, теперь вот — Ленинградский фронт.

Сейчас 50-я отдельная корректировочная эскадрилья, которой он командовал, прибыла в

расположение 22 запасного авиаполка — для переучивания.

Кочановский сразу обратил внимание на странный самолет, стоявший на аэродроме.

Подошел поближе, рассмотрел.

— Что за зверь такой? — удивился он. — Впервые вижу!

Инженер Смоляров пожал ему руку, представился.

— Вижу, вас интересует американский корректировщик, — заметил он. — Это «Кертисс».

— Почему о нем ничего не было известно? — Кочановский поднял бровь. — О

«Харрикейнах» говорят, а об этом...

— Этих самолетов мало, — ответил Смоляров. — Но нам сейчас не лишние даже они.

Если хотите, испытайте его. Он недавно прибыл. Стоило бы узнать потенциальные