злодеяния, которые он совершил. Макиавелли приводит стихи Вергилия, которые он

влагает в уста Дидоне вовсе не к месту. Вергилий заставляет говорить Дидону53 то, что

иной поэт в сходных обстоятельствах заставляет говорить Иокасту в «Эдипе». Изречения

51 Франциск I(1494 – 1547), король с 1515 г. При его правлении начался кризис французского

государства.

52 Козимо Медичи(1389 – 1464) – основатель династии флорентийских правителей.

53 Не выняся разлуки с Энеем карфагенская царица Дидона кончила жизнь самоубийством.

этих героев вполне соответствуют их характеру, однако ни Дидону, ни Иокасту54 не стоит

приводить в пример в той книге, которая повествует об управлении, но следует говорить о

людях искусных и добродетельных.

Этот министр всего больше всего хвалит строгость по отношению к солдатам.

Противопоставляя кротость Сципиона суровости Ганнибала, он предпочитает

карфагенянина римлянину, заключая из этого, что жестокость является основанием

порядка и воинской дисциплины.

Я согласен с тем, что в армии без строгости никакого порядка нельзя соблюсти,

ибо как еще можно распутных, диких, злобных, боязливых и безрассудных тварей

содержать в послушании и порядке, если их не удерживать страхом наказания?

Единственно, чего я хочу потребовать от Макиавелли в этих делах, так это умеренности.

Если кротость располагает добронравного мужа к благости, то не меньше этого побуждает

премудрость к кротости, и он в этом случае, подобен искусному кормчему, который

приводит в порядок корабль не ранее того, как он ему понадобится. В некоторых случаях

требуется быть строгим, однако не стоит никогда быть жестоким, и я предпочитаю, чтобы

солдаты во время сражения любили государя, чем боялись его.

Макиавелли неистощим в своих фантазиях, и я приступаю теперь к

наивреднейшему из его положений. Государь, говорит он, при страхе подданных своих

более удачлив в войне, нежели при их любви, поскольку многие из людей склонны к

неблагодарности, измене, притворству к подлым делам и к скупости. Любовь бессильна

перед злостью. Под страхом наказания подданые гораздо лучше будут соблюдать свой

долг.

Я не опровергаю того, что люди неблагодарны, и не оспариваю также и того, что

строгость в определенных случаях бывает полезна. С помощью страха порой можно

многое сделать, но я все же утверждаю, что государь, имеющий стремление возбудить

страх по отношению к себе, будет властвовать над несчастными рабами. От таких

подданных никаких великих дел нельзя ожидать. Все, что делается из страха и

неуверенности, всегда несет на себе след своего происхождения. Государь, имеющий

дарование возбудить к себе любовь, будет управлять сердцами своих подданных, ибо они

сами находят свою собственную пользу в том, что он их господин. Да и в древности

можно найти примеры превосходных дел, которые осуществлены были из любви и

верности; но я скажу еще, что склонность к возмущениям в наши времена равита гораздо

меньше чем в прежние.

Нет ни одной такой державы, где бы государь, хотя бы в малом, опасался своего

народа, — кроме Англии, однако же и здесь король ничего может не бояться, если он сам

не будет причиной этих возмущений. Поэтому я заключаю, что жестокий государь скорее,

чем милостивый, подвергает себя опасности быть преданым, поскольку бесчеловечность

тяжко переносить, и подданые скоро от этого устают, благость же всегда является

достойной любви.

Поэтому желательно чтобы ради блаженства мира все государи были милостивы,

однако не следует им также быть сверх меры кроткими, дабы их благость всегда

оставалась добродетелью и никогда не была слабостью.

ГЛАВА XVIII. КАК СЛЕДУЕТ ГОСУДАРЮ ХРАНИТЬ ДАННОЕ ИМ СЛОВО?

Учитель тиранов отваживается защищать притворство, которым государи якобы

могут обманывать свет. Это — то, что я в первую очередь собираюсь оспорить.

Известно, как далеко простирается людское любопытство — зверь, который все

видит, все слышит, и склонен преувеличивать все, что ему известно. Если автор

рассуждает здесь о поведении частных лиц, то это он делает своего увеселения, и,