— Но…

— Я прошу вас не предъявлять никаких претензий цирку. «Арагоста» — наша гордость. Для них в этом году выделена отдельная статья бюджета.

Анафема, умолкнув, раздраженно засопела.

— Видите ли, уважаемая Ангелина Фемистоклюсовна, — директриса снова прошлась по кабинету, — мы же не триста девятнадцатой школой управляем. У нас есть традиции, которые мы должны блюсти. К сожалению, времена меняются, и мы должны отвечать на эти изменения. К тому же, боюсь, наши ученики, если мы откажемся от бала навсегда, сживут нас со свету. Непростых детей мы с вами воспитываем, Ангелина Фемистоклюсовна, ох, не простых. Поэтому, скорее всего, нам придется сохранить эту традицию, немного ее переработав.

Директриса бросила взгляд на Анафему, которая еще хранила на лице упрямое выражение.

— Ангелина Фемистоклюсовна, я представляю, что вы вчера пережили, — смягчилась директриса, — вы хорошо выполняете свою работу, и на ваши плечи легла огромная ответственность. К тому же, к сожалению, наши добровольцы из Совета Школы повели себя не лучшим образом, между нами, если честно, поступили по-свински: расхватали своих детей и разъехались. Вы получите премию…

— Спасибо, — прервала ее Ангелина Фемистоклюсовна и поднялась с кресла, — мне пора идти. Как вы знаете, по школе сейчас распространяются пакеты…

— Оставьте это, убедительно вас прошу, — твердо сказала директриса.

Анафема хотела сказать что-то еще, но передумала и вышла за дверь. Здесь она вдохнула и выдохнула три раза: этот нехитрый прием часто помогал ей не срываться на крик при общении с учениками.

И тут, когда Анафема уже готова была поверить, что все самое неприятное позади, она увидела нечто убийственное, нечто, намного хуже, чем легализация Бала Святого Джозефа. У мужского туалета, напротив директорского кабинета, Анфиса Заваркина передавала большой непрозрачный конверт дочери губернатора Софье Кравченко. Конверт тут же был спрятан в сумку, а трое учеников присутствовавшие при передаче улыбались этой негодяйке.

— Что здесь происходит? Что в конверте? — Анафема подскочила к группке одним мощным прыжком. Дженни вздрогнула.

— Здесь ничегошеньки не происходит, — насмешливо отозвалась Заваркина, — как провели вчерашний вечер?

— Я знаю, что это ты сделала, — тихо сказала Анафема, больно хватая ту за руку. Она поморщилась, а Егор непроизвольно дернулся вперед. Кирилл положил руку ему на плечо.

— Ты меня унизила, — прошипела Анафема в лицо Заваркиной.

— Значит, мы квиты? — насмешливо спросила она.

— Откуда в тебе столько злобы? — Анафема была вне себя.

— Учителя воспитали, — Анфиса перестала улыбаться и вплотную подошла к Анафеме. Та помедлила ровно три секунды, открывая и закрывая рот, и обратилась в бегство.

— Фух, слава богу, — выдохнул Кирилл, нырнул за дверь мужского туалета и вытащил оставшиеся пакеты Бала Святого Джозефа. Им оставалось раздать примерно десяток.

Соня вытащила из сумки конверт с фотографиями, и они с Дженни принялись разглядывать снимки.

— Ты вернешься? — спросил Егор, придержав ее за руку.

— После шестого урока, — пообещала Заваркина, с видимым трудом переменив выражение лица на чуть более благожелательное.

— Я думаю, стоит продолжить вчерашний разговор.

Заваркина кивнула и, подхватив свой портфель, процокала каблуками по мраморному полу старой гимназии по направлению к выходу. Егор улыбнулся ей вслед и скрылся за дверью туалета.

— Отговори его, — велела Соня, отвлекшись от фотографий.

— Еще чего! — возмутился Кирилл, — чего это я буду его отговаривать?

— Она ему откажет!

— Во-первых, это не твое дело, — с расстановкой произнес Кирилл, — во-вторых, он ей нравится.

Дженни оторвалась от фотографий и уставилась на Кирилла. Внутри у нее все похолодело. Так бывало с ней во сне: она видела себя, поднимающуюся высоко-высоко, а потом вдруг опора исчезала из-под ее ног. Она оставалась висеть в воздухе и понимала, что дальше будет только стремительное падение, отчего ей становилось все страшнее и страшнее.

— Нравится? — скривилась Соня.

— А ты сама не видишь? — притворно удивился Кирилл.

— Чего не видишь? — спросил вернувшийся Егор.

— Ничего, — поспешно ответила за него Дженни.

Анафема, притаившаяся за углом и слышавшая весь разговор, похолодела. Что будет, когда родители Егора узнают, что их сын увлекся престарелой потаскухой?

«Можно будет сказать, что они познакомились на этом ужасном празднике», — пронеслась под благообразным перманентом лихая мыслишка, — «и его не оставят в школьном расписании в следующем году. И ни в каком другом!». Ангелина Фемистоклюсовна тут же отогнала прочь эти размышления. Ее обязанность уберечь ученика от опасности, и она это сделает! И ей нужно привлечь к этой святой миссии все дружественные силы.