Смешно, но я впервые в жизни задумался о завещании. Потом в первый раз за несколько дней улыбнулся и, конечно, ничего не стал писать или оформлять. С собой деньги не заберешь, а кому они достанутся, мне было все равно.

Однажды позвонил Илюха и глухим голосом сообщил, что у него мама при смерти в Краснодаре. Вроде как инфаркт миокарда. И неизвестно, что дальше. Я спросил, чем можно помочь. Он ответил, что, как всегда, деньгами, только он не знает сколько. Попросить мало – может не хватить. Попросить больше – боится потерять в травяном угаре. В общем, он не знает, что делать. Но если я чем-то могу помочь, то лучше бы я помог.

Я спросил, где сейчас его мама. Он сказал, что в Краснодаре. И тут мне в голову пришла интересная мысль. Я сказал, что еду вместе с ним в Краснодар, что там и решим, какая сумма нужна. Илюха озадаченно подышал в трубку. Я фактически чувствовал, как он ошарашенно смотрит на меня сквозь трубку.

Потом он спросил, что я сегодня курил. Теперь я уже не выдержал и рассмеялся. Потом извинился и вежливо пошутил, что это у меня вчерашнее.

Он еще подышал в трубку, видимо, пытаясь сосредоточиться и что-нибудь еще спросить. Например, как называется та трава, которую я курил вчера. Но потом, видимо, в его притупленное разными снадобьями сознание пришло понимание, что я шучу. Он облегченно вздохнул и сказал только одно: «Круто!»

Это действительно было круто. Спустя четыре часа мы уже вылетели из Внуково в Краснодар. Его мама была в ужасном состоянии, в реанимации, рядом с тремя другими потенциальными трупами. Я поговорил с доктором, потом напросился на беседу с заведующим отделением. Речи были стандартными. Такое нередко услышишь в любой постсоветской клинике. Что в принципе пациент ни в чем не нуждается. Что состояние тяжелое, но стабильное. Шансы на выздоровление есть, хотя, честно говоря, небольшие. Что в принципе существуют такие и такие препараты, но к ним в больницу они не поступают и стоят безумно дорого. Что если мы, конечно, можем себе это позволить, то лучше бы их закупить и проколоть, хотя стопроцентной гарантии выздоровления и в этом случае он не дает. Поэтому решать нам, а он и так сделает что сможет. Я спросил, может ли он сказать, где можно взять первую порцию этих препаратов, чтобы начать колоть их уже сегодня. Он позвонил куда-то и сказал, что да, есть по такой-то цене у такого-то. Можно начать, а потом прозвонить аптеки, и может, где-нибудь найдем менее бьющее по карману предложение. Я отсчитал необходимое количество купюр, положил на стол, попросил начать колоть немедленно. Он отодвинул от себя стопку банкнот и сказал, что лекарства надо купить у такого-то. Затем написал имя, адрес и телефон. Я попросил организовать максимально возможный уход за больной. Он порекомендовал обратиться к такой-то медсестре, сказал, что если я ее смогу убедить, то эффект будет максимальным. Я попросил написать список необходимых лекарств, еще раз спросил, не нужно ли еще что-нибудь сделать, например для клиники или для ее сотрудников, и передал зав. отделением свою визитку с мобильным телефоном. Он сказал, что в случае необходимости пришлет смс, что пока ничего не надо, что вот если спасем, то может быть и будет о чем говорить, а пока… Он еще раз посмотрел на визитку, потом на меня. Я уже собирался выйти из кабинета, но остановился, увидев в его глазах немой вопрос. Он помедлил немного, потом спросил:

– А простите, вы кем приходитесь больной? Вы ведь не сын?

Я ответил, что ее сын – мой друг, что он у постели матери, держит ее за руку и никуда не уходит, поэтому узнавать и договариваться пришлось мне. Он покачал головой:

– А я принял вас за ее сына. У вас такая неподдельная боль в глазах…

– Я потерял самого близкого мне человека одиннадцать дней назад, – глухо произнес я и вышел.

Через полчаса я привез обратно в больницу нужный препарат, купленный по указанному адресу. Я скупил его весь. Но этого хватило бы только на две капельницы из пяти назначенных. Препарат капают через день. Каждый день нельзя. Итого на три дня хватит. Значит, есть два дня в запасе на поиски. Я нашел рекомендованную медсестру и договорился о заботливом уходе.

Илюху искать не пришлось. Он был на том же месте, где я его оставил, около матери. Я подошел к нему ближе, наклонился и прошептал ему на ухо:

– Мы спасем маму, если будет хоть малейшая возможность, слышишь?

Он посмотрел мне в глаза и молча пожал мою руку.

С чувством выполненного долга я вышел из больницы и отправился обедать в ближайший ресторан. Илюху я так и не смог оторвать от материнской руки. Солнце палило нещадно. Я устроился на улице, в тени платана. Пятнистый ствол дерева был всего в метре от меня. Я с интересом рассматривал пятна на дереве, пытаясь мысленно преобразовать их в шахматную доску. Тут принесли салат из огурцов и помидоров, политый растительным маслом.

Я попробовал салат, и мне показалось, что ничего более вкусного я в жизни не ел. Может быть, это были действительно удивительные томаты и огурцы, политые нежнейшим подсолнечным маслом. Может быть, таких действительно не бывает в Москве. И только здесь, в Краснодаре, чудесное палящее солнце дает возможность овощам впитать свои волшебные лучи.

Я попробовал посмотреть на солнце, но оно слепило меня ярким светом даже сквозь колеблющуюся зеленую листву. Я пошарил в карманах в поисках солнцезащитных очков. Их не было. При мне не было ничего, кроме документов, денег и ключей от машины, брошенной в Москве на стоянке аэропорта. И тут я словно очнулся. До меня дошло, что я прилетел в Краснодар без обратного билета. Я не забронировал гостиницу. Я не предупредил никого на работе. Я не взял с собой даже запасного комплекта нижнего белья и зубной щетки. Я провел по щеке рукой и отметил довольно плотную щетину. Сколько дней я не брился? Два, три, пять?

«Мы спасем ее, чего бы это ни стоило! Мы найдем этот дефицитный препарат. Мы проконсультируемся у лучших врачей. Если будет малейший шанс, мы спасем ее», – подумал я про себя.

В этот же день я объехал и прозвонил все аптеки в городе в поисках лекарств. Список был небольшим. Большинство из них я купил в первой же аптеке. Впрочем, как и говорил зав. отделением, вопрос был в самом дорогом и, видимо, поэтому в самом редко встречающемся лекарстве в Краснодаре. Это был злополучный неотон. Я нашел интернет-кафе. Зашел в поисковик. Набрал в поиске «поиск лекарств во всех аптеках Москвы». И через пять минут у меня был список на двух страницах, где в порядке возрастания цены были указаны телефоны и адреса аптек, продающих нужное лекарство. Еще через пять минут я прозвонил по наличию две-три аптеки и нашел препарат.

Я вызвонил секретаря в своем офисе и сказал, что я на несколько дней вынужден буду задержаться в Краснодаре и чтобы она срочно кого-нибудь послала за таким-то количеством неотона в такую-то аптеку. Потом пусть вызовет курьера экспресс-почты, а я через час сообщу ей адрес, по которому нужно будет отправить препарат. Секретарь была в шоке, долго записывала информацию, силилась что-нибудь спросить, но так и не решилась. «Правильно, не надо ничего переспрашивать, – подумал я про себя, – я и сам не все понимаю».