Я выскочил из машины. В один прыжок оказался рядом с Андреем. Вытащил его из машины.

– Где Лео? Где Лео? – орал я ему в лицо.

– Ну, понимаешь, – вяло ответил он, – я всегда перед трюком отхожу на секунду пописать. Ну, привычка такая. А тут негде, как видишь. Ну, я и сходил вон в те кустики. Понимаешь?

Я проследил глазами за его взглядом. Кустики.

– А выхожу, – вяло продолжил он, – смотрю, а ее машина в сторону набережной несется. Или, может, не ее? Может, она еще не приезжала?

Он с надеждой посмотрел на меня и опустил глаза.

– Ну! Что ей, трудно было подождать двадцать секунд! А? Всего-то! Двадцать секунд!

Он с вызовом посмотрел на меня. Я непонимающе смотрел на него, и все та же картинка стояла перед моими глазами. Я обежал вокруг его машины, сел на пассажирское сиденье.

– Заводи! На набережную! Живо! – проорал я.

Дважды повторять не пришлось. Андрей мгновенно уселся рядом, и мы мчались к набережной. Там, около дыры в заборе, толпился народ. Все смотрели в воду. В пустую черную воду. Мы тоже туда смотрели. И ничего не видели.

Я оставил Андрея дежурить до приезда МЧС, а сам отправился пешком к своей машине. Тут зазвонил телефон, и я судорожно снял трубку.

– Лео! Лео! А, это ты, Илюха! Привет. Нормально, давай я тебе перезвоню позже.

Я сосредоточенно посмотрел на аппарат. «Дебил! – подумал я про себя. – Я же сам ей сказал звонить на другой номер!» Но по-другому телефону никто не звонил. Я проверил, работает ли он. Даже позвонил в службу «100», узнал точное время. Позвонил Андрею, спросил, у него ли в машине новые документы Лео и телефон. Он подтвердил, что лежат на заднем сиденье.

Мне было как-то нехорошо. Я тупо уселся в свою машину и стал ждать, просто стал ждать телефонного звонка.

Через три часа телефон зазвонил. Я лихорадочно схватил трубку. Это был Андрей. Он сообщил, что искореженную машину Лео подняли из воды. Из хороших новостей – за рулем никого нет. Из плохих – водительское рекаровское сиденье сломано.

– Оно не должно было сломаться. Видимо, была слишком большая скорость, – произнесла трубка. – Тела нигде нет.

«Тела нигде нет». Это прозвучало как приговор. Хотелось закричать в ответ: «Врешь! Это не так!» Но сил не было.

Тело нашли пять дней спустя. Без головы. Шмотки Лео, черное платье, шарфика не было. Опознал шмотки Виктор. Мне потом принесли копии документов. Экспертизу сделать не смогли, потому что оказалось, что, живя в Москве, Лео ни разу не обращалась в поликлинику, не делала никаких анализов, не проверяла группу крови, не снимала отпечатков пальцев. С ее места жительства тоже не было никакой информации. Детдом давно закрыли. Документы куда-то пропали. В общем, нормальный бардак.

До этого все эти дни я сидел дома и смотрел на два телефона, свой обычный и новый, для связи с Лео. Первый время от времени звонил. Второй – молчал. Каждый раз, когда звонили, я поднимал трубку, убеждался, что это не Лео, и терял интерес к разговору.

Время от времени звонил Андрей и спрашивал, нет ли вестей. Пару раз он пытался завести тираду, что он не виноват и она могла бы подождать. Каждый раз я его останавливал и клал трубку. Винил я только себя. Потому что это я все придумал, это я все предложил, это я согласился на ее безумное предложение красиво умереть. Все можно было сделать по-другому. Все нужно было сделать по-другому…

Открываешь утром глаза и спрашиваешь себя: «А стоит ли продолжать жить?» Ведь все лучшее в твоей жизни уже было и никогда не повторится. Вспоминать ужасно больно, потому что хочешь обратно в прошлое хоть на минуту, хоть на секунду. Хочется вернуться туда, где было так хорошо, и теплилась надежда, что впереди еще лучше. А теперь ты понимаешь, что все, что было хорошего, осталось позади и ничего не вернуть. Так зачем теперь жить? И ты с этим непониманием, ноющим во всем теле, встаешь и идешь чистить зубы, попутно нажимая кнопку на чайнике. Все происходит автоматически, как всегда, как каждое утро. Только теперь это не имеет никакого значения. Тебе не нужен результат – чистые зубы и кипяченая вода. Потому что ты даже не можешь вспомнить, выпил ли ты сегодня чаю всего полчаса спустя. На полном автопилоте ты рулишь в офис, не понимая, зачем тебе работать. Тебе больше не нужны деньги. Ты не хочешь никуда ехать. Ты не хочешь ничего покупать. На работе ты отрешенно отвечаешь на вопросы, скорее из-за того, что просто знаешь ответы. После работы ты не едешь домой. Там есть кровать, но ты не знаешь, хочешь ли ты спать. Ты автоматически соглашаешься на любые предложения знакомых, которые набрали твой номер телефона и предложили посетить что-либо или посидеть где-либо. Ты едешь туда, потому что у тебя есть карта и ты можешь отыскать с ее помощью любое место в Москве. Ты говоришь с людьми, потому что им хочется услышать твое мнение. И наконец ты приезжаешь домой и спрашиваешь себя, зачем тебе жить, если настоящее тебя не интересует, а будущего просто нет. Так проходит несколько дней, похожих и не похожих один на другой. Боль в груди равномерно распределяется по всему телу, и ты чувствуешь слабость. Силы угасают. Утром ты можешь не включить больше чайник. В офис приезжаешь позже обычного, потому что не смог ехать быстрее пятидесяти километров в час. Сотрудники меньше задают вопросов и тише разговаривают в твоем присутствии. Вечером ты сидишь в офисе, потому что знакомые не звонят больше, понимая, что в прошлый раз им было неинтересно с тобой общаться, что они говорили не с тобой, а с твоей тенью. У тебя остается только один вопрос. Он сидит в каждой клеточке твоего тела и зудит противным зуммером: «Если тебе так плохо и на все наплевать, то почему ты еще жив, почему ты не умер?» И сосредоточенное размышление приводит к единственному ответу, что «ты живешь в ожидании чуда, ты просто каждый день живешь в ожидании чуда».

И еще! Каждый звонок, каждое смс приносит дрожь во всем теле, как будто ты сам и есть виброзвонок, как будто виброзвонок подключен ко всем твоим нервным окончаниям. А вдруг это она? Ты понимаешь, что это невозможно, но сердце отказывается верить, что ее больше нет, потому что тогда точно незачем жить, тогда точно не стоит продолжать существование.

Так продолжалось много дней и ночей. Знакомые и сотрудники начали вслух замечать, что я похудел и плохо выгляжу. Начали наперебой предлагать своих знакомых врачей. Я отвечал, что все нормально и никуда мне идти не надо. Один раз оговорился и произнес вслух, что «никуда мне идти уже не надо». Сотрудник в ужасе отшатнулся, явно приняв меня за неизлечимо больного.