Героем месяца Гриша стал, когда заменил Юлю на ее лучшую подругу Аню. Девчонки даже подрались разок, но потом Гриша все урегулировал. Он по-прежнему бывал у Юли в гостях, и ходили слухи, что недавно родившаяся у Юли дочка – от него. Законная жена на это никак не реагировала – их с Гришей дети ходили в школу, и у них уже начались проблемы с поведением.

Но дети и женщины были фоном, а настоящей Гришиной страстью был футбол. Точнее, просмотр матчей по телевизору. Он переживал не только за «Зенит» – в каждом европейском чемпионате было по два-три клуба, которым он симпатизировал. Каждый день он покупал в ларьке несколько спортивных газет и часами их изучал. Он установил дома спутниковую тарелку, и стоны комментаторов стали для него естественным фоном. При этом он лишь однажды ходил на «Петровский» и вернулся в ужасе: его толкали со всех сторон, а драться было не с кем. Тем не менее он умудрился пронести фляжку с водкой в носке.

Он слабо вписывался в коллективы, любил рисковать и верил в особые свойства своего ума. И было бы странно, если бы он не играл в букмекерских конторах. Он был не из тех, кто ставит на приснившийся ночью счет. Он верил, что удача любит подготовленных. Он знал про травмы Криштиану Рональдо лучше его врача и мечтал получить графики менструаций ведущих спортсменок мира – чтобы знать, на что они способны в данном турнире. У него было не менее восьми железных методик выигрыша на ставках, и он каждый год собирался купить хоть какой-нибудь автомобиль. Хотя непонятно, зачем.

Он был достаточно недоволен жизнью, чтобы убить друга, и достаточно хитер, чтобы подтереть за собой. Спору нет, Маринина идея про марихуану была надуманной. Просто сильная нахлебавшаяся в жизни женщина подводила базис под надстройку своего врожденного отвращения к типам вроде Гриши Булкина. А при чем здесь я? А во мне уже зачесался непоседа. И неизвестно, что было причиной: тяга к справедливости или радость от охоты на человека.

Я отыскал рядом с кроватью телепрограмму. И мне опять повезло. Наступала среда, и «Зенит» играл на кубок во Владивостоке с «Лучом» – в 12 часов по нашему времени.

За 20 минут до начала матча я набрал номер Булочника.

– Гриня, здорово, – я постарался придать голосу нервные интонации. – Ты телевизор включал?

– А надо? – отозвался ленивый голос.

– Так начало же скоро. У меня ни один канал не кажет.

Он не задал ни единого лишнего вопроса, и скоро в трубку ворвались звуки возбужденной толпы.

– У меня все работает, – ответил он. – Если хочешь, заходи – вместе посмотрим.

– Да я только проснулся, – я попытался спрятать радость внутрь. – Позавтракаю тогда – и приду.

– Не парься, у меня хавки много, пацаны недавно ушли, – Гриша безмятежно зевнул.

Я вошел в его подъезд через пятнадцать минут и направлялся в лифт, когда меня окликнул дед в спортивном костюме:

– Слышь, парень, ты не из сто сорок третьей квартиры?

– Нет.

– Жалко, а то их квартплату ко мне в ящик положили.

– Так вот же их почта, сюда и бросайте.

Деду, похоже, это не приходило в голову. А мне – заглянуть в ящик Булочника. На секунду я возмутился – это же хуже, чем читать чужие письма, заглядывая через плечо? Но ведь я сюда пришел только потому, что подозреваю его в убийстве. Если уж затащил в постель девушку товарища, самое мерзкое – разливаться потом в сожалениях. И я нашел ящик 188 квартиры, потянул на себя весь металлический блок и, пошарив рукой снизу, достал толстую кипу бумаги.

Здесь помещались каталоги мебели, предложения по установке стеклопакетов и лечению зубов, реклама первых в мире наноносков и биодобавок «Охудевающие вместе». В счете на квартплату сообщалось, что Гришин долг за предыдущий период составил уже 12 тысяч рублей. Письмо на имя Григория Викторовича Булкина было только одно – с гербом Института гинекологии и акушерства имени Отта на конверте. Как раз у этого учреждения Гришу видел Бубл.

Конечно, любопытство взяло верх. Я спрятал конверт во внутренний карман пальто, запихал остальное обратно в ящик, поднялся по лестнице на второй этаж и совершил грех замочной скважины, испытывая скорее возбуждение, чем стыд.

В конверте находилось уведомление, приглашающее Булкина Г. В., если он желает, явиться в бухгалтерию в такие-то дни и часы, чтобы продлить договор на оказание донорских услуг по сбору криоминисцентного материала местного криобанка. Я запутался в незнакомых словах, но решил не гадать на кофейной гуще, а сразу взяться за мобильник. Мой звонок заставил пошевелиться тело Максима Машкова, знакомого по фотофакультету, когда-то окончившего Военмед.

– Здорово, Максик, – поприветствовал я. – Скажи мне, честно глядя в глаза, что есть криобанк и что должен сдавать его донор? Думаю, может, и мне попробовать?

– У тебя все так плохо? – Макс изобразил сочувствие. – Тебе скучно, одиноко, но на халяву дрочить не хочется? Это банк спермы, деточка, и если тебе 18 лет, то ты можешь немного заработать, вместо того чтобы пачкать простыни, которые стирает твоя мама. Я понятно выражаюсь?

– Понятно, – я почувствовал, что нанес своему имиджу серьезный удар. Хорошо еще, что Макс не знает никого из близкого ко мне круга. – Я же, понимаешь, не для себя интересуюсь.

– Если у тебя проблемы с деньгами, то скажи, – он пытался сохранять серьезный тон. – Я с удовольствием одолжу. А то всякий раз, как ты будешь с дамой тушить свечи, в тебя будет врезаться мысль, что ты вот-вот потеряешь тысячу рублей.