Великой Октябрьской революции она - сотрудник Дома литераторов, Госиздата и

издательства "Всемирная литература". Ей принадлежат многочисленные

переводы с французского, итальянского и других языков. Была она знакома и

состояла в дружеской переписке с Гл. Успенским, Н. К. Михайловским, Л.

Андреевым, П. Д. Боборыкиным, Ф. Д. Батюшковым, А. Блоком, С. А.

Венгеровым, М. Г. Савиной, К. С. Станиславским, А. А. Шахматовым, А. И.

Южиным; оставила богатые наблюдениями не только лично биографического

характера, но и общественно-литературного значения воспоминания об И. С.

Тургеневе, А. П. Философовой, Гл. Успенском, Ф. М. Достоевском, П. Ф.

Якубовиче-Мелыдине и др.

Набрасывая воспоминания о Достоевском, Леткова переносится в те

времена, когда она была двадцатичетырехлетней девушкой, курсисткой

255

московских Высших женских курсов Герье: в ее воспоминаниях отражены

настроения передовой студенческой молодежи той поры. Свято чтя традиции

шестидесятников, молодежь эта, в дни открытия памятника Пушкину,

сопоставляя Тургенева с Достоевским, отдает свои симпатии Тургеневу.

Воспроизводя в своих мемуарах споры вокруг имени Достоевского в среде

революционно настроенной народнической молодежи, Леткова проверяет их

критерием времени. В творческом отношении она испытывала некоторое

тяготение к тематике и образной системе Достоевского. Это отмечал еще в 1899

году в своей рецензии на первые произведения Летковой Н. К. Михайловский

("Русское богатство", 1899, N 8, 11). В архиве Летковой среди черновых бумаг

сохранились наброски проспекта пьесы по мотивам повести Достоевского

"Маленький герой" (ИРЛИ, архив Е. П. Летковой-Султановой, ф. 230, N 52).

В книге, которую она задумала под названием "Дорогие тени (русский

писатель, народ и свобода)", Достоевский занимал место после Некрасова, перед

Л. Толстым. В сохранившемся плане очерка о Достоевском Леткова акцентирует

внимание на том, что вынес этот русский писатель за свое стремление дать

счастье родине, подчеркивая, что "ничто не могло сломить его могучее дарование; никто не мог убить его веры в родину и народ". Этот вывод перекликается с

заключительными словами воспоминаний, - о суде истории, который определил в

творчестве Достоевского временное и преходящее и то, что, пройдя "через бурю и

грозу, потрясшую мир, - <...> горит все ярче и ярче".

О Ф. М. ДОСТОЕВСКОМ

Из воспоминаний

Это было в зиму 1878-1879 года, у Я. П. Полонского и его жены

Жозефины Антоновны уже были тогда их знаменитые "пятницы" {1}, и Яков

Петрович как-то сказал мне ласково и внушительно:

– Вы непременно должны быть у нас в эту пятницу... Не пожалеете! На

этот раз будет особенно интересно...

– ----

Жили тогда Полонские на углу Николаевской и Звенигородской, окнами

на Семеновский плац.

В прихожей меня поразило количество шуб, висевших на вешалке и

лежавших горой на сундуке, обилие галош и шапок, и рядом с этим полная

тишина, полное отсутствие человеческих голосов.

– А-а!.. Пожалуйте!
– приветливым шепотом встретил меня Яков Петрович

на пороге первой комнаты.
– Пожалуйте!..

Он по-дружески взял меня под локоть, провел через пустую залу с

накрытым чайным столом и пропустил во вторую комнату.

256

Здесь у среднего из трех окон стоял кто-то, а вокруг его сплошной стеной

столпились мужчины и нарядные женщины, старые и молодые, и молча слушали.

В первую минуту я могла только расслышать глухой, взволнованный голос:

– Холодно!.. Ужасно холодно было!! Это самое главное. Ведь с нас сняли

не только шинели, но и сюртуки... А мороз был двадцать градусов...

И вдруг, в промежутке между стоявшими передо мной людьми, я увидела

сероватое лицо, сероватую жидкую бороду, недоверчивый, запуганный взгляд и

сжатые, точно от зябкости, плечи.

"Да ведь это Достоевский!" - чуть не крикнула я и стала пробираться

поближе. Да! Достоевский!.. Но совсем не тот, которого я знала по портретам с

гимназической скамьи и о котором на Высших курсах Герье у нас велись такие