Достоевский замышляет кого-то убить - все ночи ходит по комнатам и говорит об

этом вслух (Достоевский в это время писал "Преступление и наказание").

Дни и вечера Достоевский проводил с молодежью. Хотя ему было сорок

пять лет, он чрезвычайно просто держался с молодой компанией, был первым

затейником всяких развлечений и проказ. И по внешности он выглядел моложе

своих лет. Всегда изящно одетый, в крахмальной сорочке, в серых брюках и

синем свободном пиджаке, Достоевский следил за своей наружностью и очень

огорчался, например, тем, что его бородка была очень жидка. Этой слабостью

пользовались его молоденькие племянницы и часто поддразнивали дядюшку его

"бороденкой". Несмотря на большую близость с детьми Ивановых, Достоевский

все же всех их звал на "вы" и никакие выпитые "брудершафты" не помогали ему

отказаться от этой привычки.

Достоевский любил подмечать слабые или смешные стороны кого-нибудь

из присутствующих и забавлялся, преследуя шутками, экспромтами свою жертву.

Молодежь смело отвечала ему, и между ними были постоянные веселые

пикировки. Особенно весело бывало за ужином. На террасе Ивановых накрывался

длинный стол, аршин в девять, за столом всегда человек двадцать и больше. На

одном конце старшие Ивановы и с ними Федор Михайлович, на другом - самая

юная молодежь. С своего конца Достоевский вдруг обращался к робкой

молоденькой подружке Наде Алексеевой с следующим замечанием:

– Надя, как вам не стыдно, что вы мне не даете покоя и все время толкаете

под столом ногой?

Надя краснела, смущалась, а подруга ее, Юля Иванова, бойко вступалась

за нее:

– Вот вы считаетесь за умного человека, а не можете сообразить, что у

Нади нога не в десять аршин и она достать вас не может. Это скорее признак

глупости...

Старшие, чтобы оборвать пикировку, задают вопрос о том, куда компания

думает отправиться гулять после ужина, и это всех отвлекает от спора.

После ужина бывало самое веселое время. Играли и гуляли часов до двух-

трех ночи, ходили в Кузьминки, в Царицыно. К компании Ивановых

присоединялись знакомые дачники, жившие в Люблине по соседству. Во всех

242

играх и прогулках первое место принадлежало Федору Михайловичу. Иногда

бывало, что во время игр он оставлял присутствующих и уходил к себе на дачу

записать что-либо для своей работы. В таких случаях он просил минут через

десять прийти за ним. Но когда за ним приходили, то заставали его так

увлеченным работой, что он сердился на пришедших и прогонял их. Через

некоторое время он возвращался сам, веселый и опять готовый к продолжению

игры. Рассказывать о своей работе он очень не любил.

У Ивановых любили играть в пословицы. Федору Михайловичу

обыкновенно давали самое трудное слово. Он рассказывал в ответ на вопрос

длинную историю, страницы в две, три, и угадать слово было невозможно. Часто

он рассказывал по вечерам жуткие истории или предлагал присутствующим

проделать такой опыт: просидеть в пустой комнате перед зеркалом минут пять, смотря, не отрываясь, себе в глаза. По его словам, это очень страшно и почти

невозможно выполнить.

Недалеко от Ивановых жила семья Машковцевых. Родители уехали за

границу, а несколько дочерей в возрасте четырнадцати - семнадцати лет

оставались под надзором немки-гувернантки. Она была чрезвычайно строга к ним

и обращалась как с маленькими детьми. В девять часов укладывала спать и на

всякий случай отбирала обувь на ночь, чтобы предупредить возможность тайных

прогулок. Федор Михайлович терпеть не мог эту немку, звал ее "куриная нога в

кринолине" {2} и жалел ее воспитанниц. Он предложил однажды вечером забрать

с собой нужную обувь и отправиться поздно вечером к даче Машковцевых. Здесь

он перед окном гувернантки спел пушкинский романс: "Я здесь, Инезилья..." - и

когда было очевидно, что гувернантка крепко спит и не просыпается на пение, то

компания обошла дом кругом, помогла выбраться наружу девушкам, снабдив их

первоначально нужной обувью, и взяла с собой на прогулку. Такие проказы

продолжались несколько ночей подряд.