Дир пошёл рядом с ней, искоса разглядывая свою спутницу. И чего хорошего в ней нашёл его названый брат? Маленькая, худенькая, волосики реденькие, на прямой пробор. Заплетены в тонкую косичку. И личико ничем не примечательное. Пигалица и есть пигалица, по-иному не назовёшь. Только глазки озорные, они ласкают душу, и под её взглядом чувствуешь себя как бы моложе на несколько лет…

–  Почему со всеми не веселишься, не празднуешь победу?
– спросил он её.

–  У меня дядя погиб под Черниговом, мы только что его вчера похоронили, - грустно проговорила она.

–  Да-а-а, - протянул он. О погибших он как-то не подумал. Считал, что, если празднует победу он, значит, и все торжествуют.

–  К сожалению, победы без жертв не обходятся, - проговорил он.
– А если нам вместе помянуть его доброй чаркой вина?

–  Не знаю, право…

–  Почему бы и нет? Вот мой дворец, вот мои вина. Наливай из любой бочки! Так идём?

Она улыбнулась ему. Улыбка у неё искренняя, от всего сердца. Ответила:

–  Идём, князь!

При виде князя все расступились, кто-то из его слуг услужливо преподнёс им чарки вина.

–  Выпьем сначала за упокой твоего дяди. Как звали покойного?

–  Жданом.

–  Раз он умер воином, значит, душа его поселилась в раю. Она не знает забот, летает высоко в небесах, смотрит сейчас на нас и радуется, что поминают её, на грешной земле.

Есеня пригубила вина, сказала:

–  Наверно, так оно и есть…

Люди кругом веселились, некоторые пытались приблизиться к ней, но, наткнувшись на суровый взгляд князя, старались скрыться в толпе.

Видя её скорбный вид и не зная, как отвлечь от горестных мыслей, он поднял свою чарку и проговорил спокойным голосом:

–  Мы с тобой столько времени знакомы, а я до сих пор не знаю твоего имени.

Она назвалась.

–  Теперь выпьем, Есеня, за победу наших воинов и присоединение к Киевскому княжеству важной крепости Любеч.

–  Я уже достаточно выпила.

–  А пила ли ты когда-нибудь раньше?

–  Только один раз… На мамин день рождения.

–  Ну выпей во второй. Не бойся, я не брошу, провожу тебя до дома.

–  Спасибо, князь. Я дорогу знаю. Зачем тебя утруждать?

–  Э, пустяки! Я всё равно вышел погулять. Какая разница, в каком направлении идти!

Она сделала ещё глоток, поставила чарку и взглянула ему в глаза. У Дира был такой очаровывающий взгляд, что она невольно поддалась его влиянию и сказала:

–  Я согласна.

Они пошли по улице. Есеня осторожно ступала по уложенным жердям, говорила с удивлением в голосе:

–  Какое странное ощущение! Я будто не иду, а плыву. Вот вижу помост перед собой, а всё равно кажется, что парю в воздухе.

–  Ты такая лёгкая, воздушная, что я нисколько не удивлюсь, если сейчас вспорхнёшь и улетишь!
– шутливо говорил он.

–  Вот было бы здорово! Я бы сразу полетела за Днепр, к далёким лесам!

–  И никогда бы не вернулась?

–  Нет, без мамы и папы я не представляю себе жизни!

–  И никого кроме них у тебя нет?

Она лукаво взглянула на него и ничего не ответила.

Есеня не узнавала себя. Она чувствовала, что Дир нравился ей всё больше и больше. Его голос - покровительственный, грудной, немного шутливый, немного насмешливый - властно обволакивал её. В нём была завораживающая, покоряющая сила мужчины. Она впитывала каждое его слово, и они казались ей какими-то важными и значительными, содержащими особый смысл, хотя говорил он о простых вещах. Такого не было, когда они встречались с Аскольдом. С Аскольдом, решила она, была обыкновенная дружба, а здесь что-то особенное, волнующее, сводящее с ума.

Они остановились на краю берега с необъятными заднепровскими просторами. Дир тоже почувствовал в себе перемену. Вот ведь какие чудеса бывают! Прошёлся с девушкой немного, и она стала казаться совсем другой, милой и привлекательной. Она притягивала его своей молодостью и непорочностью, и ему стало казаться, что рядом с ней и сам он становится чище и светлей душой, приобретает для себя что-то новое, неожиданное, которое изменит его жизнь.

–  А взяла бы в свой полет меня?
– спросил он, наклоняясь к её щеке.

Она чуточку подумала, ответила тихо:

–  У меня бы сердце разорвалось от восторга…

Тогда он повернул её к себе, обнял за плечи, заставил поднять голову и прикоснулся губами к её рту. Она подчинилась ему, на мгновенье забылась в его объятиях, но потом вдруг обеими руками оттолкнула от себя и проговорила поспешно:

–  Не надо! Проводи меня, я домой хочу!

Она пошла впереди, шагая торопливо и неровно. Всю дорогу не произнесла ни слова. Не прощаясь, скрылась за дверью.