Шрифт:
Юзич выдержал длинную паузу.
— Пожалуй, нет...
— Как прикажешь тебя понимать, Юзич: интересовались или нет? — с раздражением спросил Хлебонасущенский.
— Опасаетесь кого-нибудь?
— С чего ты взял? Кого мне опасаться? Живу тихо, делами не занимаюсь...
— Вы Гуся имеете честь знать? — спросил Юзич.
— Какого Гуся? — не понял Полиевкт Харлампиевич.
— Есть такой человек... Его все Гусем зовут. Я думаю, он и сам свое настоящее имя забыл...
— А чем этот Гусь занимается?
— Вы бы Полиевкт Харлампиевич, лучше спросили, чем он не занимается... Всем... достать все может... Покажи, где лежит, а он уж непременно достанет; ксивы партикулярные изготовляет, снуркой занимается... Словом, на все руки мастер.
— Ты это к чему?
— К тому, что большие люди Гусю покровительство оказывают... Генеральша Амалия Потаповна фон Шпильце, к примеру...
— Вот как. — Хлебонасущенский начал понимать, к чему клонит Юзич.
— Да-а... — многозначительно протянул тот. — Так вот, про вас, стало быть, Гусь спрашивал...
— И чем я его заинтересовал?
— Чего не знаю — того не знаю... Адресочек ваш ему позарез нужен был... Позарез...
Юзич так произнес слово «позарез», что у Хлебонасущенского по спине побежали мурашки.
— Ты ему адрес мой сказал? — спросил он.
— Откуда мне его знать... Да и знал бы, не сказал.
— Разумеется, не сказал бы... Если б Гусь мало дал...
— Обижаете, Полиевкт Харлампиевич...
— Шучу, Юзич... Жизнь такая: не пошутишь — совсем каюк... Ты меня куда-нибудь в уголок посади. Ко мне гость должен прийти...
Юзич позвал старшего полового, шепнул ему на ухо.
— Мы вас, Полиевкт Харлампиевич, в отдельный кабинет поместим.
— Гость-то мой как меня найдет?
— Не извольте беспокоиться... Все будет в лучшем-с виде, — ответил половой.
Как только в зале появился Понырин и растерянно стал осматривать редких посетителей, отыскивая Хлебонасущенского, половой подскочил к нему:
— Не Полиевкта ли Харлампиевича, ваше благородие, изволите искать?
— Его самого...
— Прошу покорнейше за мной... — Половой, почтительно склонившись в полупоклоне, быстро засеменил между столиками к двери, ведущей в отдельные кабинеты.
— Ох и жара, не приведи, Господи... — утирая пот со лба, пожаловался Понырин.
— Рюмочку? Закусить? Осетринка горячего копчения, икорка паюсная, грибочки, — соблазнял Понырина Полиевкт Харлампиевич.
— Кваску бы со льда, — жалобно попросил Понырин.
— Как раз только что принесли, — обрадовался Хлебонасущенский и налил Понырину квасу.
Тот залпом выпил и блаженно откинулся на спинку стула.
— Хорошо-с... Как же хорошо-с... Оно, конечно, всякие крем-соды, оранжи да лимонады — напитки мудреные, но все же не для нас, мужиков. Ими пускай дамы тешатся... А нам подавай квас. Первейший напиток... Хочешь — так пей, хочешь — окрошку стругай... Напиток богов. Теперь можно и рюмочку!
Чокнулись, выпили, закусили осетринкой.
— Как мои дела? — осторожно спросил Хлебонасущенский.
— Три дня крутился как уж на сковородке, но, благодаренье Богу, все, кажется, успел...— Понырин вытащил из потертого портфеля два пухлых конверта. — Здесь деньги за именные и пятипроцентные билеты. Извольте перечесть... Удалось реализовать по самому выгодному курсу. Всего на сумму в восемьдесят три тысячи двести сорок три рубля. За вычетом обещанных вами процентов комиссионных, составляющих 4162 рубля, извольте получить 73081 рубль. Что касается домика, то, как мы договаривались,
учитывая 20%-ную скидку, извольте получить 12500 рублей. ,
Полиевкт Харлампиевич с ловкостью профессионального кассира в мгновение ока пересчитал деньги.
— Ну, что ж... — сказал он, распихивая деньги по карманам. — Не грех выпить за это дело...
Они снова чокнулись и выпили.
— Все, больше не буду, — отодвинул рюмку Понырин. — В три часа надо быть у генеральши...
— Я вас вот о чем хотел просить, Алексей Кузьмич,— обратился к нему Хлебонасущенский. — Генеральша будет у вас интересоваться, давал ли я вам конверт с указанием вскрыть после моей смерти...