Шрифт:
— Сыграйте что-нибудь, — попросил Николай.
— Что?
— Из Бетховена...
Долли села за фортепьяно. Зазвучал Бетховен...
Николай подошел, встал напротив, опершись на инструмент. Божественные, светлые и трагические звуки «Лунной сонаты» заполнили комнату.
Внезапно Долли прекратила играть:
— Простите, не могу... Пойду, попробую заснуть... Вам постелили в кабинете папа.
Когда Долли проходила мимо, Николай вдруг крепко взял ее за плечи, притянул ее к себе.
— Я все время думаю о вас, — тихо сказал он.
— Я тоже...
— Но я гожусь вам в отцы...
— Это совсем неплохо...
— Я ничего не могу с собой поделать...
— И не надо... — тихо сказала Долли.
— Значит, я могу рассчитывать?..
— Зачем вы спрашиваете? Вы же всё видите сами...
— Мне нужно поговорить с вашим батюшкой...
— Поговорите. — Долли прижалась к Николаю, поцеловала его в губы. — Как странно... Горе, радость... Я пойду?
— Спокойной ночи, — сказал Николай. Долли выскользнула из его объятий и не оглядываясь вышла из комнаты.
Гостиница «Европа». Саратов.
Полиевкт Харлампиевич сидел за утренним кофе, просматривал газеты. В глаза ему бросилось маленькое сообщение, опубликованное в «Саратовских полицейских ведомостях»:
«Офицеры Н-ского гусарского полка с прискорбием сообщают, что в четверг в три часа пополудни на Старом кладбище состоится гражданская панихида и похороны безвременно ушедшего из жизни корнета Михаила Стевлова».
Он прочитал сообщение два раза кряду и понял, что, коли нет сведений об отпевании в церкви, стало быть, речь идет о самоубийце. Ему стало жалко корнета. Несмотря на пощечину, полученную от Стевлова, Полиевкт Харлампиевич почему-то испытывал к нему симпатию. Своей вины в его смерти он не видел, виня во всем Амалию Потаповну.
Уж какими только словами он не называл ее...
И еще он понял, что теперь Чернявым придется заниматься ему самому... Нанять кого-то в незнакомом городе — дело не простое, да и к тому же появится новый свидетель. Овчинка выделки не стоит. Значит, надо самому.
Сразу заболело сердце, пришлось пить настой валерианового корня. Стало нестерпимо жалко себя; он заметался по номеру, повторяя вслух бесконечное число раз одну и ту же фразу: «Что же теперь делать?»
Улицы Саратова.
В два часа Полиевкт Харлампиевич вышел из гостиницы «Европа», нанял извозчика и приказал ехать на Старое кладбище. Если бы его спросили, зачем он туда едет, он не смог бы ответить ничего вразумительного. Почему-то его неотвратимо тянуло в последний раз увидеть корнета.
Извозчик медленной рысью ехал по Немецкой улице. Погода была солнечная, верх коляски откинут, и Полиевкт Харлампиевич с удовольствием осматривал здания, прохожих.
Вдруг ему показалось, что он сходит с ума. Навстречу по тротуару фланирующей походкой, поигрывая тросточкой, шел следователь Аристарх Петрович. Он заметил Хлебонасущенского, дружески улыбнулся и поприветствовал его, приподняв котелок.
Старое кладбище. Саратов.
Корнета хоронили возле кладбищенской ограды. Собралось много разношерстного народа: офицеры, гимназистки, чиновники... Многие плакали.
Несколько прочувствованных слов сказал у гроба полковой командир Красильщиков, выступили два оратора из публики.
Хлебонасущенский затесался в толпу... Он и предположить не мог, что столько людей придет проститься с корнетом. Он плохо слышал выступления ораторов: голова его лихорадочно исчисляла варианты причин, по которым в Саратове появился Аристарх Петрович. Он так глубоко погрузился в размышления, что лишь со второго раза услышал просьбу молодой женщины с огромным букетом роз в руках пропустить ее к гробу.
Полиевкт Харлампиевич посторонился и увидел Машу. Она шла под руку с Долли Шеншеевой, которую Хлебонасущенский видел пару раз в доме Шадурских. Чуть позади них шел граф Каллаш.
У Полиевкта Харлампиевича закружилась голова, ноги стали ватными. Он не мог отвести глаз от Маши, все окружающее перестало для него существовать. Ради этой женщины он с превеликой готовностью отдал бы все, что имел, стал бы нищим, лишь бы иметь счастье видеть ее.
Но тайный, неведомый голос говорил ему: «Беги! Немедля беги! Здесь для тебя находиться смертельно опасно. Это — не случайность, что по улицам бродит Аристарх Петрович, что здесь собрались люди, которых ты хорошо знаешь».