– Вы имеете в виду... того чужака, что он неосмотрительно привел в семью?
– осторожно осведомляется Риз.
– Воистину источник раздора и бед. Увы, вывести это создание на люди оказалось воистине несчастливой идеей.

Намек более чем ясен. Мне нет смысла просить этого напыщенного идиота сказать хоть единое доброе слово про моего барраярца.

– За очагом, что стреляет углями, необходим присмотр, - пожав плечами, отвечаю я ничего не значащей пословицей.
– Это я понял лишь сейчас, прежде же мой гнев опередил рассудок, и я отдался чувствам, не узнав толком, что двигало моим братом. Хорошо ли вы знали Хисоку? Я до сих пор не осведомлен в подробностях его обыденной жизни; это непростительно. Знаю, Хисока мало кого допускал к себе в душу, - поворачивая разговор в нужную сторону, говорю я, - но ведь был человек, посвященный в его обстоятельства. Никто не живет в пустоте.

О да. Был человек, посоветовавший моему братцу прикрыть преступление брачным договором. Я не найду никакую цену за спасение Эрика чрезмерной, и если потребуется придать огласке и этот постыдный факт, гори доброе имя Хисоки синим пламенем.

– Полковник приятельствовал со многими, и со мной тоже, - спокойно сообщает Риз.
– И спрашивал моего совета о том, какая из юридических тонкостей может помочь ему избежать незаслуженного позора от рук инопланетных крючкотворов. Я горжусь его доверием, пусть судьба и подшутила над ним жестоко.

С каким наслаждением я присоединил бы имя Эстанниса к списку необратимых потерь Цетаганды!

– Я признателен вам за участие, сосед, - собираю в кулак всю доступную мне вежливость и даю словам стечь с языка медом, но не ядом.
– И надеюсь, что прочие друзья моего бедного брата оказались столь же благородны и достойны. Поможете ли вы мне найти тех, кто знал моего Хисоку и делил с ним тяготы службы, чтобы я мог выразить им свою благодарность?

Смотреть на Риза приходится с умеренно просительной миной.

Прямая просьба не дает возможности отказа, и я заношу в свой органайзер перечень из четырех припоминаемых с некоторым усилием имен. Как только окажусь один, надо будет проверить, есть ли среди них хоть кто-то, в списке Торема не значащийся. Поистине стремление капитана безопасности перестраховаться сыграло мне дурную службу, равно как и желание его помочь мне ранее приватно - полезную.

Дело сделано, я откланиваюсь, и Эстаннис прощается со мной, рассыпаясь в комплиментах, там более несносных, что они были непрошеными: - Желаю счастья вам и вашей родне. Ваш сын проявил себя как достойный наследник рода Эйри, а ваша супруга - как женщина, чье самообладание оказалось достойным испытаний той страшной ночи. Боги должны неизбежно смилостивиться и воздать вашей семье по заслугам.

На это я и надеюсь: что каждый из нас получит по заслугам, равно за доброе и злое.

Глава 28. Эрик.

Поистине неловко для мужчины лежать обнаженным и распластанным на животе, не имея возможности подняться, в то время как над его беспомощным телом... Ладно, в то время как над этим самым телом трудится излучатель и снуют эффекторы физиотерапевтической капсулы, поднимая мой хрупкий иммунитет на невиданную ранее высоту. Доктор Эрни давно отбыл к тому пациенту, чье здоровье внушает сейчас куда большее опасение - юному Лерою, - но его подручные выдерживают график лечения с педантичностью, достойной лучшего применения. Уверения, что я здоров, они, разумеется, пропускают мимо ушей.

Война войной, а полуторачасовой сеанс лечения - по расписанию. И делать во время него мне абсолютно нечего, кроме как терпеть и использовать на полную единственную незадействованную сейчас часть тела, а именно - голову.

Что может произойти послезавтра? Иллуми так показательно уверен в справедливости суда и моей невиновности, что я прикусываю язык при малейшем намерении задать ему прямой и ясный вопрос: "Ну и каковы мои шансы?". Пятьдесят процентов - то есть либо выиграю, либо проиграю? А если проиграю - что говорит их гемский высокий кодекс, дословно, о мерах наказания и прочей занимательной юриспруденции? Ставлю мысленную галочку: расспросить Дерреса. Про формальности. А про сам обычай суда и умонастроения судей, наверное, можно побеспокоить и Нару. У них двоих я, по крайней мере, могу надеяться получить развернутый ответ: от одного - по профессиональной привычке, от другого - по примечательной склонности наставлять и поучать. Хотя быть может, я переоцениваю доброжелательность старшего лорда. Не кажусь ли я старикану просто забавной игрушкой его воспитанника...?

Ой!

Щуп медицинского аппарата, словно угадав непочтительный вопрос, прижимает чувствительную точку на спине особо сильно, так что, икнув, я на мгновение сбиваюсь с мысли. Вот же чертова машинка...

То, что мне грозит высшая мера, я понимаю, и по всем правилам мне следовало бы трястись, но, к сожалению, ситуация слишком типовая. Я десять лет проходил под угрозой не дожить до завтра, а лечь где-нибудь в леске от цетского выстрела, и те из солдат, кто не избавился от слабости психовать перед боем, имели на такой исход больше шансов. Как там, "храбрец умирает только однажды, а трус - каждый раз"? Привычка - вторая натура; нервничать будем задним числом, когда опасность минует, а под пули принято идти со спокойным сердцем и высоко поднятой головой. Ясной, что немаловажно.

Значит, Нару и (или?) Деррес. И хорошо бы найти момент поговорить с каждым глазу на глаз, без Иллуми, не беспокоя моего Старшего выслушиванием щекотливых вопросов типа "Как у вас казнят преступников?" или "А если я все же выиграю дело, пострадает этот паршивец Лерой?" Что-то в этом роде мне Иллуми намекал: дескать, этот суд, разбирающий тяжбы внутри дома, не просто вынесет вердикт, несостоявшийся я убийца или нет, но непременно признает виноватым одного из нас двоих. Да, незавидное положение у отца семейства. Хотя, может, и пора вколотить в парня немного ума через ту часть тела, на которой сидят... Но этого я говорить Иллуми тоже не стану. Достаточно и того, что простейшая идиома "дать по шее" уже вызывала у него пару серьезных вопросов насчет "архаичного барраярского рукоприкладства".