– В присутствии Небес, - договаривает Иллуми негромко явно установленную формулу.

За короткую задумчивую паузу я успеваю насторожиться, а Иллуми - обзавестись хмурой складкой меж бровей, но тут гем-майор степенно кивает:

– Это честь - говорить перед Высоким судом. Я готов принести суду свидетельство в том, что видел, знаю и полагаю. Вы небезразличны мне, Эрик, а справедливость - тем более.
– Увы, он портит пафосность момента, с улыбкой добавляя тут же: - Надеюсь, когда бремя этих забот будет с вас снято, вы сможете с легким сердцем обдумать мое предложение прогуляться по императорскому саду? И оно не встретит запрета вашего Старшего?

"Кто про что, а генерал - про Устав", как говорится у нас. Но я не отвечаю ни да, ни нет. Поведение Рау по всем статьям нахальное, но, что странно, оно не кажется мне ни оскорбительным, ни опасным. Он забавный собеседник, легкий нравом, он не видит во мне чудовище, и у нас с ним есть общие темы для разговора. Вопрос только в том, не придется ли мне теперь успокаивать моего ревнивца.

– Я уже сказал, - чопорно сообщает Иллуми, эхом отзываясь на мои мысли, - что я не имею ничего против ваших встреч, пока они не выходят за границы приличий и безопасности моего младшего; но помните, Рау, что мое согласие не означает автоматического "да" из его уст.

Рау, конечно же, понимает, и разумеется, надеется, ведь у нас есть все основания поладить, "из семечка растет цветок, а из симпатии - склонность", и его галантный интерес не посягает ни на чьи права, и на будущее он искал бы не только моего общества, но и моего Старшего, и прочая, и прочая... Через десять минут подобного разговора чайник пустеет и, изящно отправив в рот последнюю крошку печенья, Рау витиевато и ритуально извиняется за навязчивость и просит разрешения откланяться.

Но на прощание все же делает последний выстрел в цель:

– Вы не окажете честь проводить меня, Эрик?

Иду, как того требует долг гостеприимства. В спину летит сухое: «Младший, зайдешь потом ко мне».

Когда меня внезапно хватают за плечи, останавливая посреди коридора - слава богу, никого из слуг в пределах видимости нет, - я дергаюсь. Неужели я недооценил цетагандийскую эротическую безмозглость и этому идиоту Рау пришло в голову в отсутствие моего Старшего сорвать с моих, гм, прелестных уст поцелуй прямо в коридоре?

– Эрик!
– жарким шепотом вопрошает он.
– Что с вами произошло? Вы запуганы, я собственными глазами вижу следы рукоприкладства, а теперь вы еще упомянули о медикаментозном воздействии. Как он мог?!

Ох, кажется, я перепутал сказку. Вместо чувственных приключений Востока зрителю предлагается классическая рыцарская история про дракона, паладина и прекрасное создание, томящееся в неволе.

– Он - кто?
– переспрашиваю тупо.
– Рау, да вы никак хотите намекнуть, что мой Старший меня бьет?

– А что я еще могу подумать?
– возмущается мой несостоявшийся защитник. Объятия, правда, разжал. И на том спасибо.
– Я опасаюсь, что даже этот разговор может вам грозить очередным, э-э, витком воспитательных мер. А вы непохожи на человека, получающего удовольствие от безграничного терпения. Поймите, вы не обязаны выгораживать вашего Старшего... если он так явно преступает свои права. Если дело лишь в том, что вы одиноки и некому за вас заступиться, - хотите, это буду я?

Рау никак не понимает, почему я принимаюсь хохотать. Точнее, ржать, как полковая лошадь. И не в последнюю очередь потому, что его обвинения отображают в карикатурном виде то, что было правдой какие-то пару месяцев назад. Но теперь...

Цетский рыцарь с копьем наперевес защищает хрупкого и беззащитного барраярского офицера. Лопнуть со смеху можно.

– Прошу вас, мыслите логично, майор, - советую я, отсмеявшись.
– Если я его не выгораживаю, ваши подозрения фантастичны. Если выгораживаю, значит, я к нему точно неравнодушен, и они - бестактны.

– А... вы неравнодушны?
– слишком точно подхватывает он мою мысль.

– А это решайте сами, - хмыкаю.
– Что до этого украшения, - потираю щеку, - я обрел его стараниями здешних полицейских, из рук которых именно Иллуми меня и освободил. Ваша забота трогательна, но выводы - абсолютно неверны.

– Это действительно так?
– переспрашивает Рау.

Я ручаюсь ему своим словом, и наслышанный о барраярском отношении к этому вопросу майор кивает, а его недоверчивость сменяется облегчением.

– Что ж, тогда я желаю вам удачи, - подтверждает он, улыбаясь, - и буду ждать, время от времени напоминая о своем существовании. И вы не стесняйтесь, прошу вас, если аскетическая жизнь затворника вам вдруг прискучит.

– В этом случае - непременно, - соглашаюсь, доведя, наконец, гостя до выхода.
– Благодарю вас за визит, Рау, и за самоотверженное предложение помощи, пусть она и не понадобилась.

После чего спешно возвращаюсь туда, где за столом сидит мрачный Иллуми, катая по блюдцу чашечку и пощипывая со свежепринесенного букета лепестки.