– Сменишься - приходи ко мне. Я сегодня проставляюсь.

На накрытие "поляны" у него ушли все полученные в отделе расчетные. Зная аппетиты коллег, Обрубков загрузил в джип ящик водки и пять полиэтиленовых пакетов с закуской. Ближе к вечеру он соединил в комнате два стола, притащив второй из кухни, и принялся резать большими ломтями хлеб, колбасу и огурцы. Первых гостей он ожидал часам к восьми вечера. В семь позвонил Витек:

– Извини, Тимофеевич, ну никак сегодня не смогу. Понимаешь, теща неожиданно позвонила, надо ее на вокзале встретить, сумки у нее тяжелые...

Врет, как сивый мерин, понял Обрубков и положил трубку. Он отлично знал, что напарник клал с прибором на тещу, просто не хватило фантазии придумать более правдоподобную причину.

В восемь появилась уверенность, что никто уже не придет, но через пятнадцать минут оказалось, что он все-таки ошибся. Раздался звонок в дверь, и на пороге появились Солуянов и его напарник старший лейтенант Петрищев. Этих людей Обрубков хотел бы видеть у себя в последнюю очередь. Солуянова - после того, что произошло сегодня в дежурке, а Петрищева он недолюбливал всегда, скользкий тот был какой-то. Но что поделаешь, звал-то он всех, свободных от дежурства. Закрывая за ними дверь, Обрубков на всякий случай выглянул в коридор и, никого там больше не увидев, спросил:

– Остальные где?

– А что, разве мы первые?
– удивился Петрищев, и в его голосе Обрубкову послышалась фальшь.
– Точно, никого еще! Ничего, подойдут. Ладно, наливай, не будем же мы их ждать.

Обрубков хмуро прошел в комнату и налил до краев три пластиковых стаканчика - у него в хозяйстве ощущался явный дефицит посуды, поэтому вместе с закусью он купил целую кучу одноразовых стаканов, тарелок и вилок. И дешево, и мыть потом не надо.

– Ну, за подполковника!
– поднял свой стакан Солуянов и залпом влил его в горло.

Уже знают - неприязненно подумал Обрубков, и тоже выпил, не чувствуя вкуса водки.

Успели принять по второй и по третьей, время близилось к девяти, но дверной звонок безмолвствовал. Обрубкову не хотелось разговаривать, и он больше слушал болтовню двух напарников. Выпили еще, гости уже захмелели и Петрищев принялся изливать душу:

– Завидую я тебе, Тимофеевич! Сам бы с удовольствием туда ушел. Знаешь, как в нашем отделе все обрыдло? На Тарутина смотреть не могу без содрогания! Он, скотина, уже полгода звание мне зажимает! Да, повезло тебе! Я вот стараюсь, стараюсь, несколько раз уже в штат просился, да не берут. А тебя вот... Видать, у тебя заслуг больше.

Только тут до Обрубкова дошло, о чем говорит Петрищев, кто пустил по отделу гнусные слухи, из-за которых его сегодня подвергли незаслуженному бойкоту, и от кого Архангельскому стало известно так много о его жизни. На этом званый вечер и закончился, завершившись грандиозной дракой с перевернутым столом, разбросанной по полу закуской и выставлением гостей пинками на лестничную площадку.

Назавтра он хорошенько отоспался, потом до седьмого пота делал упражнения, чтобы выгнать из организма алкоголь. Навел порядок в квартире, принял душ и, чувствуя себя бодрым и свежим, позвонил Игнату Корнеевичу:

– Здравия желаю! Подполковник Обрубков. Готов приступить к службе!

8

За долгие годы службы и без того сильная интуиция развилась у генерала Романова до предела. В этот день она с самого утра принялась усиленно сигнализировать своему обладателю, что сегодня стоит ждать неприятностей. Романов внял предупреждению и постарался прикрыться со всех сторон, отменив все назначенные встречи. Но неприятности пришли с другого боку, откуда он совсем их не ожидал. Помощник, которому он поручил проконтролировать ход следствия по делу Пантелея и сыновей, растерянно доложил, что подследственных сегодня утром вывезли из Лефортова по требованию... генерала Романова. Дежурный даже попытался предъявить подписанный генералом документ, но вместо заявки в папке оказался чистый лист бумаги, что повергло тюремного охранника в ступор.

Из двоих фиктивных подчиненных Романова, приезжавших за подследственными, охранники с горем пополам смогли описать лишь одного. Да и то, кроме маленького роста и невероятно широких плеч, ничего больше они не запомнили. Романов был знаком с одним подходящим под это описание человеком и приказал узнать, где сейчас находится майор милиции Обрубков. Через полчаса ему доложили, что майор уволен из милиции с переводом в ФСБ и убыл в неизвестном направлении. Квартира его на сегодняшний день пустует, но оплачена на три месяца вперед и по-прежнему числится за Обрубковым.

Генерал лично позвонил в управление кадров ФСБ и запросил данные о новом сотруднике. Как он и подозревал, сведения о таком человеке в компьютерной базе данных отсутствовали. Расследование зашло в тупик.

Перед глазами Романова будто тревожно замигал красный огонек, и он набрал номер командира группы силового обеспечения, на чьей подмосковной базе содержался под стражей Карл Вайсман. Он был почти уверен, что не услышит ничего хорошего, и оказался прав.

– Вы же сами позвонили и приказали отдать немца вашим людям!
– услышал он удивленный голос спецназовца.
– И бумагу они от вас привезли, сейчас я ее достану, - послышалось шуршание, потом сдавленный возглас: - что за черт? Товарищ генерал, я объявляю тревогу!