– Конечно! – разрешил жрец. – Они же твои.

После ее ухода Тусет сходил в ванную и завалился спать. А Александр решил привести в порядок нервы. Заперев дверь, он принялся выполнять комплекс упражнений. Под заливистый храп старого жреца Алекс садился на шпагат, растягивая связки, приседал, отжимался от пола, совершал странные, сложные движения руками и ногами, прыгал, нанося удары по воображаемому противнику. Но даже двойная нагрузка не помогла ему обрести душевного равновесия. Вот только сил на третий подход уже не было.

Алекс растер тело влажным полотенцем, и решительно открыв сундук, достал сверток материи, иголки, нитки, ножницы и длинное узкое платье.

Треплос был не из тех людей, кто долго переживает собственные неудачи. Внезапное появление бандитов разрушило его планы и помешало стать богатым человеком. Да и девчонка его удивила. Он считал, что хорошо разбирается в женщинах, но никак не ожидал, что бывшая воровка станет защищать сокровища какогото моряка, даже не обращавшего на нее внимания. "Разрушать надежды людей – любимое занятие богов", – так часто говаривал его дядя, подсчитывая убытки от очередной коммерческой авантюры. Поэт нащупал сквозь ткань хитона литой серебряный браслет. Если распорядиться этим с умом, можно прожить, не голодая, дней десять. А за это время в театре прочитают его пьесы. Юноша был уверен, что столь талантливые произведения не могут остаться не замеченными. В крайнем случае, придется начать карьеру уличного актера. Главное – понравиться комунибудь из знатных горожан, и тогда его будущее обеспечено.

Поэт поправил повязку на голове и улыбнулся начинавшемуся дню. Вышагивая по центральной улице, он не заметил, как от стены отделились две плотные фигуры в плащах с капюшонами, и неловко прячась за прохожими, проследовали за ним.

Насвистывая песенку собственного сочинения, Треплос завернул в переулок и тут же получил ощутимый толчок в спину. Возмущенный столь невежливым поступком, юноша хотел было обернуться, но новый удар бросил его на колени.

Сильные руки рванули его за хитон, и перед глазами возникла зверская физиономия с перебитым носом и жуткого вида шрамом поперек лица.

– Ну что, голубок, попался? Теперь я тебе всю голубятню разворочу! Гы!

Его приятель столь же монументальный мужчина с лицом, густо заросшим черной, курчавой бородой, сухо сказал:

– Сначала отведем его к Вралу. Потом делай, что хочешь.

Треплос не раз попадал в разнообразные переделки. Он посмотрел за спину громил и радостно крикнул:

– Я здесь! Здесь!

Мордоворот с переломанным носом резко обернулся. Юноша толкнул бородатого и бросился бежать вглубь переулка.

На его голову обрушился мощный удар, и заплеванная каменная мостовая, стремительно приблизившись, звонко шлепнула по лбу.

– Шутки шутить вздумал? – прорычал над ухом голос бородача, и новый удар на этот раз по почкам надолго отбил охоту кудалибо бежать. Свернувшись калачиком, поэт тихо выл от боли, не обращая внимания на сыпавшиеся удары.

– Вставай! – прорычал громила с перебитым носом, замахиваясь короткой дубинкой с металлическим шариком на конце.

– Не встану! – проорал Треплос, чувствуя, что еще немного, и он заплачет от унижения и боли.

Налетчик зарычал, и бородатый едва успел перехватить его руку.

– Стой! Врал велел сильно не бить!

– Этот недоносок не хочет идти, – както обиженно промычал приятель.

Вместо ответа бородач рывком поставил несчастного поэта на ноги.

– Хватай с другой стороны и потащили, а то вон уже люди оглядываются.

Услышав эти слова, юноша воспрянул духом.

– Только пикни! – осклабился обладатель уродливого шрама. – Прирежу!

В доказательство серьезности своих слов он показал Треплосу широкий кинжал с кривым, хищно изогнутым лезвием.

Подхватив юношу с двух сторон, они легко поволокли его за собой по какимто узким улочкам, переулкам, полным неряшливо одетых людей и куч отбросов. Два раза им навстречу попались вооруженные патрули городской стражи. Тогда бандиты прислоняли юношу к стене, и громила с перебитым носом упирался ему в живот острием кинжала.

За время их путешествия по городским закоулкам Треплос немного пришел в себя и начал соображать. Похитители приволокли его в какойто трактир. В столь ранний час там никого не было. Только сухой, сгорбленный старик со страшными шрамами поперек спины лениво водил лысым веником по заваленному мусором полу.

Дверь в обеденный зал оказалась слишком узкой. Поэта поставили на ноги, а когда он попытался рухнуть, наградили чувствительным тычком.

– Шагай, лысая обезьяна!

Бородач уверенно направился к завешенному грязной тряпкой входу на кухню. За ним, охая и потирая спину, поплелся Треплос, подгоняемый вторым разбойником.

В лицо пахнуло жаром очага, запахом подгорелого масла, жареного мяса и еще чегото не слишком аппетитного.

За широким столом возились двое молодых людей с тупо равнодушными лицами. Один из них раскатывал тесто, другой лепил пирожки, беря горстью рубленое мясо из деревянного корытца. Рядом на полу стояла корзина для отбросов. В груди у юноши похолодело, а ноги враз ослабели, когда он заметил в ней отрубленную человеческую руку с длинными, изящными пальцами.