— Ну-ка, Пинто, — сказал он, — уматывай отсюда и оставь жену наедине с ее законным мужем.

— Мне нужно сперва одеть свою госпожу, — ответила Пинто.

— Нет, не нужно! — возразил он. — В таком виде она мне больше нравится. — Он схватил вишневый бархат и забросил его в другой конец комнаты.

Эми завизжала от восторга, а Пинто невозмутимо направилась к платью и, подняв его, вышла из комнаты.

Смеясь, Роберт начал целовать и ласкать Эми.

— Роберт! — выдохнула она. — Без всякого предупреждения! Ты должен был дать мне знать.

— Что! И тем самым дать тебе время выпроводить своего тайного любовника!

Эми прильнула к нему. Пинто часто говорила, что ее волнуют его постоянные ссылки на тайных любовников Эми. «Как будто, — говорила Пинто, — он постоянно вбивает дурные мысли в голову невинной девушки». Но Пинто почему-то настроена против него. Бедная Пинто! Бедная простая деревенская женщина, она никогда по-настоящему не знала ни одного придворного кавалера, поэтому такой человек, как Роберт, должен был казаться ей средоточием дурных наклонностей.

Но что толку думать сейчас о Пинто, когда рядом Роберт, который радуется приезду домой и страстно жаждет заключить в объятия свою жену?

Однако приподнятое настроение Роберта очень скоро улетучилось.

Он рассказал Эми, что его вместе с братьями предупредили, что если они не уберутся подальше от Лондона, то им снова грозит арест. Доверенные лица королевы предостерегали их, чтобы они не забывали о неснятом с них обвинении в государственной измене. Один неверный шаг — и они снова станут пленниками королевы, и тогда уж маловероятно, чтобы судьба вновь улыбнулась им. Потому Роберт и оказался столь неожиданно в поместье тестя.

В своем вынужденном сельском затворничестве Роберт все чаще вспоминал принцессу, которая могла либо все потерять, либо победить и которая, затаившись, чудом избежала смерти.

Он страстно желал увидеть Елизавету. И даже разрабатывал планы вломиться в ее дом в Вудстоке или в Хэтфилде и предстать перед ней в образе ее верного рыцаря, ее отчаявшегося возлюбленного, который готов рискнуть своей жизнью, только чтобы увидеть ее. Но он осознавал всю глупость такого шага. Ои должен ждать, а ждать — значило примириться с простой жизнью и вернуться к женщине, которая почти потеряла для него всякую ценность.

Он часто раздражался, и тогда случались ссоры, обычно заканчивавшиеся сварливыми упреками Эми. Но он всегда мог уговорить ее, когда ему хотелось, чтобы она смягчилась. Роберт часто желал, чтобы она не была столь сильно в него влюблена. Даже когда он сурово обходился с ней, даже когда он убирал со своей шеи обвившие его руки и отталкивал ее от себя, даже когда он кричал, что был дураком, женившись на ней, она все равно возвращалась к нему и, хныча, выпрашивала у него любви. Что ж, этого у него, лорда Роберта Дадли, никто не мог отнять — его неувядающего обаяния. Оно заключалось как в его внешности — высокая стройная фигура, могучий разворот плеч, гордо посаженная голова, красивые линии мужественного лица, блистающие глаза, в которых отражалась необычайная сила, так и, может быть, больше всего — в твердой уверенности, что ему, Роберту Дадли, неподвластна на земле всего одна вещь, а именно: заставить женщин перестать любить себя.

Эми должна была принять его легкомыслие, его неверность. Все, чего она у него просила, — это оставаться с ней и уделять ей хоть немного внимания.

Роберт же, конечно, страстно стремился покинуть ее, его томила жажда приключений, и когда после двух с половиной лет этого для него бесцветного существования Филипп Испанский уговорил Марию вступить в войну против Франции, Роберт схватился за эту самим Богом ниспосланную возможность и вместе с братьями отправился воевать.

Генрих Дадли встретил свою смерть под Сен-Квентином, сдавшись английским и испанским солдатам под предводительством Филиппа. А Роберта там же наградили за храбрость, которая была столь безрассудна, что сам Филипп послал за ним, чтобы поблагодарить его и сказать, что в этой победе есть и его, Роберта Дадли, немалая доля.

В королевской ставке на поле боя во Франции друг перед другом стояли двое мужчин — опрятно одетый невысокий испанец с белокурыми волосами и голубыми глазами и темноволосый англичанин мощного телосложения.

Роберт никак не мог отогнать от себя внезапно пришедшую ему на ум мысль; если бы сейчас в палатку зашел незнакомец и его спросили, кто из них король, то нетрудно догадаться, каков был бы ответ. Короли должны возвышаться над своими подданными, как великий Генрих.

Молодой человек, являвшийся наследником более половины территории земли, встретил красивого нищего любезной улыбкой.

— Ваше величество, — сказал, склоняясь в поклоне, Роберт, — вы посылали за мной.

— Встаньте, милорд, — ответил Филипп. — Мне известны все обстоятельства. Теперь, когда сражение выиграно, я вам позволяю вернуться в Англию, если вы сами того захотите.

— Уехать! Когда французы бегут, и Париж открыт для армии вашего величества!

Филипп покачал головой.

— Сегодня я наблюдал такую картину, которая вызвала во мне отвращение к войне. Мы останемся здесь. Нам небезопасно продолжать наступление на Париж.