Роберт ничего не сказал. Умный человек не станет спорить с королем. Однако не воспользоваться возможностью совершить бросок на Париж будет самой большой из всех совершенных ошибок.

Филипп продолжал.

— В свое время, лорд, вы вызвали недовольство королевы.

— Ваше величество, я сын своего отца. Я подчинялся отцу так, как мне кажется, должен подчиняться любой сын.

Филипп кивнул.

— В этом вы правы.

— А теперь, ваше величество, я испытываю искреннее желание служить королеве.

— Я вам верю, — сказал Филипп. — А так как вы доказали это своим поведением на поле боя, я вам дам письмо, которое вы должны доставить ко двору. В нем я опишу королеве ваши подвиги.

Роберт упал на колени и поцеловал руку Филиппа.

— И еще я хочу просить ее проявить милосердие по отношению к вам, — сказал Филипп. — Вы можете прямо сейчас готовиться к отъезду в Англию.

Не вставая с колен, Роберт поблагодарил человека, носящего титул короля Англии.

Филипп принужденно улыбнулся и отпустил его, а Роберт, не теряя времени даром, немедленно отправился в путь. И все это время, пока он гнал вперед свою лошадь и пока ждал судна, которое отвезет его в Англию, он был вне себя от радости, потому что первый шаг к заветной мечте, как ему казалось, был сделан.

В поместье Хэтфилд царило оживление. Сюда дошли слухи о тяжелой болезни королевы и о том, что вот уже много месяцев ее муж не навещал ее.

Кроме Кэт Эшли и Пэрри, рядом с Елизаветой находилось несколько ее старых слуг, ее все еще стерегли, хотя и позволяли охотиться на дичь в Энфилдском лесу. Ее окружали шпионы, и она знала, что о каждом ее шаге становится известно советникам королевы.

Умер Гардинер, и это явилось для нее самым большим облегчением за последнее время. Никогда ее надежды не заносились так высоко. К ней уже стали приходить леди и пэры с просьбой отыскать им местечко при ее дворе, потому что они знали, что королеве не суждено выносить страстно желаемого ею ребенка, хотя после второго визита Филиппа она снова заявила, что беременна.

Тогда Елизавета заперлась вместе с Кэт и потребовала раскинуть карты. Кэт заявила, что карты сказали ей, что во чреве королевы нет никакого ребенка, а в ее голове нет ничего, кроме ее собственных иллюзий. Елизавета еще раньше призывала к себе астрологов, они явились к ней в обличье слуг, но их все же узнали, и это принесло огромные неприятности. В конечном счете этих людей отправили в Тауэр и подвергли пыткам, а сама принцесса оказалась в опасности, это могло стоить ей жизни, если бы не ее хладнокровные объяснения.

Без сплетен Кэт недели тянулись бы смертельно долго. Елизавете нравилось болтать о муже королевы, о том, как блестели глаза Филиппа, когда он задерживал на ней свой взгляд, и как она была уверена в том, что он хотел, чтобы это она, Елизавета, была королевой.

— Может, в один прекрасный день, — говорила легкомысленная Кэт, — король Испании попросит вашей руки.

— Что! Выйти замуж за вдовца моей сестры! Никогда. Вспомни, какие неприятности нажил отец, когда женился на вдове своего брата.

— Правда, король Испании не так красив, как некоторые. А особенно один… Я имею в виду того темного молодого короля, который выпадает вам в картах, миледи.

Обычно после этого Елизавета принималась рассказывать о днях, проведенных ею в Тауэре, приукрашивая свои похождения, выдумывая всякие новые детали и становясь в этом похожей на Кэт. Это как добавить перцу в пресное блюдо, обычно говаривала Кэт, когда ее ловили на некоторых преувеличениях.

Принцессу опять стали сватать. Снова всплыло имя Филиберта. Король очень хотел, чтобы она вышла замуж за герцога. Потом был еще принц Эрик Шведский, чей отец безумно желал ее брака со своим сыном.

Елизавета не сдавалась:

— Никогда! Никогда! Никогда! Оставить Англию? Никогда не прощу себе такой глупости.

— А почему это король Филипп, который влюблен в вашу прекрасную персону, так страстно жаждет вашего брака с Филибертом? — лукаво вопрошала Кэт.

— Глупая Кэт! Неужели ты не понимаешь его хитрость? Филиберт — его вассал. Филипп не знает, как тяжело больна Мария. Он хочет, чтобы я была рядом с ним — и так оно и будет, если я отправлюсь в Савойю.

— Он кажется таким холодным, бесстрастным мужчиной.

— Ты не видела его рядом со мной.

У Елизаветы всегда наготове был ответ, и если она обычно казалась легкомысленной и кокетливой, то, когда надвигалась опасность, становилась настороженной, подобно дикому животному.

Но сейчас опасности, кажется, не было. Даже сама королева не могла больше верить в свою вторую выдуманную беременность. Поговаривали, что Филипп никогда больше не вернется к ней, а дни Марии уже сочтены. Никогда еще для Елизаветы надежда не была так явственно осязаема, как тем летом и осенью в Хэтфилде.