Сладкоежка и спортсмен – и тому и другому уделяет невероятное количество своего внимания.

Однажды с другом в Карпатах увидел волков. Сразу двух. Будучи экипированным, так испугался, что незаметно влез на дерево (они вдвоем влезли) и просидел так двое суток, пока с веток не сняли егери.

Был женат, о жене вспоминает с нежностью, но умудряется сделать это как-то так, что меня сей факт не злит вовсе. Не знаю, сколько у него было женщин, не интересовалась, чтобы не услышать извечное лаконичное мужское «много», а потом изнывать от любопытства и ужаса, но ко мне относится так, будто я – единственная. И, кстати, если он с такой же нежностью будет говорить обо мне, то стать его «бывшей» – это честь.

Обожает сказания и предания и знает, по-моему, сказки всех времен и народов. («А что ты хотела?… Когда пишешь, настольная книга любого автора – это словарь синонимов, есть у тебя, кстати? Нет? Запасись. Так вот. Словарь синонимов, весь Достоевский и сборники мифов, легенд и сказаний мира – это и есть базовый набор каждого писателя.)

Не позволяет мне читать его книги. Говорит, боится, что я буду хуже к нему относиться. Я и не упорствую.

Не скуп в самых широких смыслах этого слова – знаниями делится щедро, похоже, даже совершенно не замечая этого. Иногда (забывая, что ли?) повторяет одно и то же по нескольку раз. Правда, случается, обрывает себя на полуслове фразами вроде «я это, по-моему, уже рассказывал», а то и «ладно, неважно, заладил одно и то же».

Изредка, правда, сквозит в нем что-то такое… Близкое к себялюбию, я бы сказала, или чему-то похожему. Потому что третий вариант, когда он останавливается на полуслове, может быть и таким: «ладно… надоело говорить – устал, энергии жалко», – и дает понять, что разговор окончен.

Когда злится, темнеют только глаза, больше никак себя не выдает. Хотя я подозреваю, что еще никогда не видела, как он бушует по-настоящему.

Воздействует на меня как добрая порция «Персена»: как бы я ни кипятилась, после пары фраз Y пар мой куда-то улетучивается. Подозреваю, что подобное магическое влияние он оказывает не только на меня.

Очень рационален и логичен – прямо противоположен своему образу склочного и скандального ублюдка на экране.

Да, вот узнала, что циничен. Двойственен. И в этом удивительно органичен (черт подери!). Узнала, что для него «как будто единственная» не только я, но и друзья – он с ними по-особенному заботлив и даже нежен.

(«Игрек, черт, пусти м-и-ик!..еня!.. Пусти говорю… Дом мой вот уже… Квартира – вижу ее. Пусти, говорю. Опля!.. Ну, напился. Но все равно пойду сам. Я чего, ии-ээк!.. не мужик что-ли?…» – «Ладно, ладно тебе, Эдик. Побузил и хватит. Аккур-ратно – стена!.. Нос вон расшибешь». – «Ох, Игрр-еек… Дай тебя поцелую».)

Добр, скромен, скрытен. Помогает и не кичится. Поддерживает и не хвастает. Выслушивает и не навязывается.

Никогда не торопится – при знакомстве меня это подкупило!..

Пока я в полузабытьи вспоминала особенности Y, не заметила, как выключила душ, отжала волосы, в который раз понюхав их, чтобы убедиться, что шампунь смыл сегодняшний запах дыма из бочек, завернулась в полотенце и распахнула двери.

У ванной на полу – красная дорожка. Наклоняюсь: лепестки роз. По бокам – свечи. Розы и свечи ведут к спальне. Я протопываю босыми ногами по лепесткам, открываю дверь и смущенно жмурюсь: наверняка меня там сейчас ждет развалившийся на кровати Y.

Впрочем, Y на кровати нет. Здесь тоже разбросаны лепестки роз, только уже красных, желтых, пурпурных оттенков – цветные. Они выложены в форме сердца. («Oh, my God!» – пафосно закатив глаза, в этом месте должна произнести героиня любой американской романтической комедии. Я же ни к месту начинаю икать.)

Y между тем возится на кухне. Гремит чашками, металлом, еще не знаю чем. Захожу: моет посуду.

Оборачивается. Сияющий череп (как всегда), кухонное полотенце через плечо. Смущенно улыбается:

– Ты уже?… Прости вот, не успел…

Из моих глаз катятся слезы, икота усиливается– я не привычна к такой романтике. Y меня обнимает и говорит:

– Рассчитывал, что к твоему выходу успею. Чай с молоком, пирожные, вот… Ну и я. Только в спальне, конечно, а не здесь… Так что прости.

Я реву, как дура, во все горло – безостановочная юшка из глаз, рта и носа.

Что со мной?… Не понимаю.

Но Y, кажется, сейчас понимает меня лучше, чем я сама, так как прекрасно видит меня, но ничего не говорит. Продолжает:

– Знаю, я тебя несколько разочаровывал в последнее время. Да?… Вот и подумал, что нам с тобой сейчас нужна сказка… Ну и…

Я чувствую, что Y не хватает слов, он не закончил фразу и вдруг смутился и покраснел. Для меня это более чем красноречиво. Земля уходит из-под ног.

Да, этого я о нем совершенно не знала и не предполагала: романтик. Последний романтик, если не на земле, то в моей жизни – это точно!..