Я уже давно знаю ответ на свой вопрос, почему я не вспомнила Y среди своих пятерых.

Y – это новая я.

Отец, Кира, Антон, Алла и другие – это я старая.

И между ними если не пропасть, то различие значительное. (Отец, конечно, с большой оговоркой: он все же отец, а я дочь, и общение между нами не должно прекратиться; к этому обязывает если не радость и желание, то кровные узы и моральный долг. Но суть от этого не меняется.)

Вот только отказаться в одночасье от прежних воспоминаний, впечатлений и пережитого опыта я не могу, поэтому, наверное, так пока и буду цепляться за те отношения, которые уходят в прошлое.

Отец и Y давно видят розовые сны. (Нет, они не расквасили друг другу носы за прошедшие пару дней, но отношения между ними застряли на какой-то странной помеси уважения и ненависти: вроде бы на дух друг друга не переносят, но и расстаться неспособны, поучают и возмущаются, прислушиваются и негодуют. За глаза же (то есть в разговорах со мной) отзываются друг о друге с комично гипертрофированным пиететом: «Пап а (ударение на последнем слоге на французский манер) у бабы Приськи творога купили?… Челом ему за это – обожаю творог». – «Барин уже встали?… Нет еще? Встанет, вели надеть сапоги и чесать ко мне на поляну, я кое-что нашел».)

Отец уже скоро, наверное, встанет – подходит его время, он жаворонок.

Снова немилосердно запели цикады и разошлись лягушки. Где-то вдалеке послышался звон молочных бидонов и мычание коров – их гонят на выпас.

Я слышу, как сопит во сне Y и кутается в одеяло.

Светает.

К завершению катится эта деревенская ночь и мои первые труды. Я ставлю жирную точку. Вернее, сразу две – в последней фразе городского гида «Секреты старого Киева» и романе «Когда зацветает горный вереск».

Мой прежний босс Виктор когда-то говорил: когда мечта сбывается, чувствуешь пустоту и усталость. Поэтому я ждала этого момента с опаской.

Но ничего подобного не случилось: у меня – дикий прилив сил и энергии!.. Ощущение – будто гора с плеч свалилась (теперь я понимаю это буквально), и я могу воспарить над комнатой, своим домой, Киевом – всем миром!.. Взмахнуть руками и лететь, и никто не в силах меня остановить.

Хочу летать!

Летать!..

Прямо сейчас мне даже совершенно неважно, будут ли мои книги продаваться, станут ли они источником дохода – это не имеет никакого значения. Это совершенно неважно, ведь главное – их писать!.. А потом – ставить последнюю точку в тексте и ниже на странице – дату, когда роман написан. Именно они – точка и дата – самое вдохновляющее, что только изобрело человечество!..

ТАРАМ-ПАМ-ПАМ! Тарам-пам-пам!!

Я лечу!..

Бейте, литавры, играй оркестр: Я – ПИСАТЕЛЬ! И хочу громко всем об этом заявить!

Эй, мир, ты слышишь меня, мир? Я люблю тебя! Я узнала: твои планы подчас хитры и неочевидны, полны препятствий и невзгод – ты не давал мне писать столетиями, но все равно ты прекрасен, и я люблю тебя, мир! Именно сейчас, когда за окном встает бледное осеннее солнце, я это чувствую особенно отчетливо – мою грудь распирает и щиплет глаза. Ты мне очень помогаешь, мир, спасибо тебе!

А еще я очень горжусь собой. По-настоящему горжусь. И даже не могу себя пожурить за нескромность – не получается!.. Широко улыбаюсь и ничего не могу с этим поделать. Мне так легко дышится, с ума можно сойти – сносит башню на плечах. Так не дышалось год назад, два, пять, в моих первых агентствах и даже в студенчестве. Кажется, что после того, как в текстах появились последние точки и даты, я стала наконец собой. Той самой Ланой Косьмач, которой всегда должна была быть. Той самой четырнадцатилетней Ланой, которая вдохновенно исписывала ручкой листки, ладони, щеки и за ухом. Той самой, которая еще не услыхала: «Ты так пишешь, будто тебе не четырнадцать, а восемьдесят четыре…».

Теперь знаю: написать книгу невероятно трудно. Это заставляет прожить все то, о чем пишешь, пропустить все чувства, эмоции, размышления и судьбы героев через себя. Честное слово, свихнуться можно. А ведь далеко не всегда у героев все гладко получается. Далеко не всегда все герои мне нравятся – далеко не всегда. Я, хоть и автор, но могу так же, как и они, ненавидеть, бояться, переживать, радоваться, влюбляться, хандрить. Вместе с ними, вместо них, и как бы со стороны наблюдая за всем происходящим. Не всегда я сама знаю, куда история заведет героев, и нередко она заводит их в тупики. Да, писание книг изнуряет. Но когда выход из тупика найден, это ОКРЫЛЯЕТ. ВДОХНОВЛЯЕТ. ДАРИТ ГЛУБОЧАЙШЕЕ ЧУВСТВО УДОВЛЕТВОРЕНИЯ.

Теперь я также знаю: погружение в работу над книгой не терпит суеты, заставляет слушать себя, расцвечивает мои будни. Наполняет смыслом, развивает, меняет взгляды, заставляет расти.

Спасает от несчастливой любви, наконец.

Поэтому не понимаю, о каком опустошении может идти речь?!

– Y, слышишь, Y!.. – тормошу я. – Проснись! Я закончила!..

– Молодец, – сквозь сон бормочет Y и переворачивается на другой бок. – Давай поспим, а?…

Но тут вдруг резко, насколько это возможно без двадцати шесть утра, открывает глаза и делает попытку сесть на кровати, впрочем, почти безуспешную, так как сразу вновь сползает под одеяло.