–  Держите его!
– закричал я, хватая пловца за руку.

Тассама вцепился в другую руку, и мы изо всех сил потянули

Матафери в лодку. Несколько секунд мы боролись с хищником, не давая ему утянуть на дно свою жертву. Голова рептилии с неподвижными выпуклыми глазами показалась вдруг из воды, и в тот же момент раздался выстрел. Крокодил отпустил человека, нырнул, подняв высокий столб брызг, и больше не появлялся: видимо, пуля поразила его насмерть.

Мы втащили Матафери в лодку. Он стонал от боли и дрожал всем телом от пережитого волнения и страха. Живот и руки его были выпачканы в белой краске.

Бижу осмотрел окровавленную ногу Матафери и сказал:

–  Кости целы остались. Твое счастье, что крокодил был не очень большой, а то быть бы тебе на дне.
– Он засопел и сердито покосился на Мультона.

Мы пристали к берегу и вынесли Матафери из лодки. Бижу сбегал домой, принес большую белую тряпку и, разорвав ее на куски, перевязал раны Матафери. Мультон, осматривавший лодку, вдруг повернулся ко мне и сказал раздраженным тоном:

–  Я полагаю, что вы все-таки выполните свое обещание. Всю лодку ободрали из-за этих бездельников!

Я достал бумажник и подсчитал свои деньги.

–  Пятидесяти долларов не хватает, - сказал я, подавая деньги.
– Я отдам их вам в Аддис-Абебе.

Мультон взял деньги и сунул их в карман.

Тассама и Бижу отнесли Матафери в дом, и вскоре мы отправили его на автомобиле Мультона в госпиталь в Аддис-Абебу. Бижу дал Матафери свои последние двадцать долларов, чтобы он мог заплатить врачу за перевязку.

За ужином, когда мы обсуждали дневное происшествие, я спросил Бижу, откуда же появился крокодил. Ведь их здесь раньше никогда не было.

–  Случайно забрел, - ответил Бижу, немного подумав.
– Во время засухи крокодилы часто переползают от одного высыхающего озерка к другому. Иногда они проходят таким образом огромные расстояния. Однажды я даже наступил на крокодила, который, видимо не найдя воды, зарылся в ил в маленьком болотце и заснул там, ожидая кремпта *. Сегодняшний крокодил, наверно, и был одним из таких путешественников.

Бижу встал из-за стола.

–  Пожалуй, спать пора, - сказал он потягиваясь.
– Завтра ведь нам рано подниматься.

Я согласился. Бижу потушил керосиновую лампу, и мы улеглись. В маленькое окно падал лунный свет. Где-то недалеко завыла гиена.

Через несколько минут мы уже спали.

–  Нам нужно дойти до той деревни.
– Ненов повернулся ко мне и показал рукой на несколько десятков небольших конусообразных хижин, видневшихся внизу.
– Там мы найдем хороших проводников.

Наш маленький отряд спускался по крутому зеленому склону, и мулы скользили по мокрой траве, то и дело приседая на задние ноги. Чтобы не упасть, мы спешились и вели животных на поводу. Все вокруг дышало утренней свежестью. В воздухе звенели оживленные птичьи голоса. Сухо и деловито стучали неугомонные кузнечики. Склон весело пестрел желтыми, синими, красными цветами. В густой, буйной траве дрожали крупные капли росы, переливаясь и вспыхивая разноцветными огнями в лучах утреннего солнца. Внизу перед нами лежала безбрежная зеленеющая долина, и казалось, что вся она осыпана тонкой золотой пылью. На востоке раскинулась синяя спокойная поверхность горного озера, сверкавшая словно огромный полированный щит. Левее на горизонте извивалась узкая светлая полоска реки Аваш. На западе сплошным массивом темнел лес. И над всем этим простиралось голубое, безоблачное небо.

Впереди, выбирая дорогу, шел глава нашей маленькой охотничьей экспедиции Ненов. Он вел под уздцы крепкого длинноухого мула.

Утренний ветерок раздувал длинную седую бороду Ненова. Он шел твердой, уверенной походкой, и от его коренастой сутуловатой фигуры веяло силой и ловкостью. Ненов хорошо знал эти места, был прекрасным стрелком и следопытом, и я любил с ним охотиться, доверяя его знаниям и опыту, приобретенным за долгие годы жизни в этой стране.

Болгарин по национальности, Ненов сорок лет назад покинул свою родину после кровавого столкновения со сборщиками податей. Судьба забросила его в Эфиопию. Здесь он плотничал, работал десятником на строительстве дороги, пахал землю, которую арендовал у помещиков за половину урожая, служил чиновником у эфиопского правительства и снова брался за соху. Пытался он и торговать, но потерял все, что ему удалось скопить за несколько лет экономной жизни. Компаньон, которому он безгранично доверял, сбыл ему партию гнилого товара, и Ненов разорился. Он не умел обманывать.

Ненов был словоохотлив. Больше всего он любил поговорить о войне и политике, высказывая иногда совершенно невероятные предположения. И горе было слушателям, если они попадали к нему в минуту вдохновения: Ненов говорил на любимую тему без конца, не давая своим собеседникам вставить хотя бы слово. Эти приступы красноречия порождались у него уединенной жизнью. Хижина его находилась километрах в пятнадцати от ближайшей деревни, и Ненов неделями не видел людей, с которыми он мог бы поделиться своими теориями.