Молчаливые взоры толпы показались корейцам зловещими. Они замедлили шаг, но отступать было некуда.

Пришедшие вежливо поздоровались. Кореец Нацукава, ближ­ний сосед Куриямы, поклонился хозяину усадьбы. Курияма налил спирту в рюмки.

– Кто хочет выпить, давайте выпьем.

Нацукава огляделся. Рюмки взяли всего несколько человек. Он нерешительно потолкался. Его персонально вроде бы не пригла­шали к угощению, но отказ могли расценить как неуважение к хо­зяину и его гостям. Нацукава выпил и, стараясь расположить всех к себе, сказал:

– Очень плохо нам будет, если русские придут в Мидзухо.

Спутники Нацукавы к угощению не подошли, стояли поодаль, лишь закивали головами в знак согласия.

Морисита громко отвечал, что русские в Мидзухо не придут. Японцы встанут против них с каменными лицами и победят.

– Берите косы, берите бамбуковые палки! – приказал он тем из молодых, кто не имел оружия. – Будем сражаться с русскими!

Юноши мигом вооружились. Морисита собрался будто бы по­ближе посмотреть на новоявленное войско, двинулся медленно к ним, а поравнявшись с Какутой Тиодзиро, что-то шепнул послед­нему. Какута, вооруженный саблей Чибы Масаси, неожиданно прыгнул к Нацукаве, рубанул его по правому плечу.

– На тебе, русский шпион!

Зажав левой рукой рану, Нацукава кинулся к реке, где были за­росли. Бросились бежать остальные корейцы.

– Держи! Держи! – раздались крики.

Прогремел выстрел. Это из-за телеги почти в упор ударил Чиба Масаси. Один из корейцев упал замертво.

Толпа, подхлестнутая командой и стремительностью собы­тий, кинулась в погоню. Старика догнали в считанные мгнове­ния, сбили с ног и стали наносить удары по всему телу. Он был жалок, растерян, все тело его тряслось. Но вдруг с неожиданной цепкостью он ухватился за одежду одного из нападавших. Его пнули ногой в голову, стали бить по ребрам, он лишь выхаркивал стоны и, не видя уже ничего перед собой, держался как утопаю­щий за соломинку. Тогда по рукам ударили саблей. Чтобы добить окончательно, его раз несколько пронзили заостренными бамбу­ковыми палками.

Нацукаву бросились догонять Морисита Ясуо, Киосукэ Дайсу­кэ и молодой Судзуки Масаиоси. Нацукаву укрыла высокая тра­ва. Морисита, раздвигая густые заросли бамбуковой палкой, торо­пливо прочесывал берег. Вдруг послышался стон. Морисита под­нял голову, вытянулся, будто даже стал выше ростом. Он мгновен­но сориентировался, кинулся на голос и через два десятка шагов очутился возле раненого. Нацукава лежал на левом боку, рукой по-прежнему держался за разрубленное плечо. Рубаха его набухла кровью, густая масса скопилась между почерневших пальцев. Мо­рисита пнул корейца ногой, перевернул кверху лицом. Лицо было мокрое, испачкано кровью, видимо, Нацукава вытирался рукой, которой зажимал рану. Увидев японцев, Нацукава закричал, гла­за его закатились, блеснув белками. Он в мучениях пытался пере­вернуться на живот, чтобы встать. Морисита передал бамбуковую палку Судзуки и взял у Киосукэ саблю. Как раз Нацукава, пред­приняв вторую попытку, перевернулся вниз лицом. В тот самый момент, когда он стал подниматься, опираясь на здоровую руку, Морисита вонзил ему саблю в спину. Судзуки ткнул в лежачего бамбуковой палкой. Палка имела косой срез, была острой, но тут застряла в одежде. Судзуки с усилием повторил удар, и палка по­датливо вонзилась в тело.

Когда с тремя корейцами было покончено, молодые вернулись к дому Куриямы, а Морисита Ясуо, Нагаи Котаро, Киосукэ Дайсукэ, Чиба Масаси, Хосокава Хироси и Какута Тиодзиро направи­лись к корейским хижинам, стоявшим неподалеку друг от друга. Шли по тропе молча. Навстречу им, заложив руки за спину, куда-то шел кореец Хирояма. Встретившиеся на узкой тропе знали друг друга. Хирояма, отступив с тропы, поклонился добрым знакомым. Его испугал их боевой вид, хмурые лица, но он вымучил из себя улыбку и только из учтивости спросил, куда они идут. Шедший впереди Хосокава приостановился, а Киосукэ Дайсукэ, поравняв­шись с Хироямой, резким взмахом стеганул корейца по шее так, что ремень змеей обвился вокруг, и тогда Киосукэ Дайсукэ рванул на себя. Хирояма упал на колени, схватился руками за ремень, за­хрипел, пытаясь освободиться. Хосокава коротким ударом вонзил саблю в спину. Хирояма ткнулся головой в землю, будто покло­нился. Кто-то сзади, кажется Нагаи Котаро, ударил его по голове. Он затих и завалился на бок, изо рта у него поплыла кровь. Хосо­кава и Киосукэ взяли убитого за руки, волоком оттащили в сторо­ну и бросили на траву в тени широкого вяза...

Через четверть часа они вошли в дом корейца Маруямы. Ро­скошный августовский день уже разгорался вовсю, тихая узкая до­лина, зажатая между двумя крутыми хребтами, была переполнена солнечным светом, а в доме Маруямы царил сумрак. Испуганно метнулись в угол жена Маруямы и дочь его, девочка-подросток лет тринадцати. Встали сидевшие за столиком два корейца. Сам Маруяма, заслышав стук в сенях, встал было, чтобы встретить не­прошеных гостей, да так и застыл посредине комнаты. Обитатели дома наверняка слышали утренний выстрел, и приход такого ко­личества вооруженных людей, не снявших обуви у порога, прон­зил их страхом.

Вошедшие сгрудились, потоптались, Киосукэ Дайсукэ попро­сил попить. Хозяйка набрала в ковш воды, передала мужу, и Ма­руяма торопливо поднес Киосукэ. Попили и другие. Чиба Масаси после питья согнутым пальцем левой руки разгладил усы, правой поправил за плечом ружье. Молчание явно затягивалось, пришед­шие выразительно смотрели на Мориситу. Тот с привычным стро­гим видом спросил:

– Почему женщины до сих пор не эвакуировались?

Спросил громко, жена и дочь вздрогнули, не дожидаясь оправ­даний Маруямы, стали тут же на виду у всех собираться в дорогу. За ними следили корейцы и японцы с повышенным вниманием, будто в их суетливых движениях заключалось разрешение того дела, за которым пришло столько людей. Сборы длились всего не­сколько минут. Когда женщины, попрощавшись с хозяином лишь взглядом, двинулись к выходу, Хосокава напомнил, что они долж­ны идти к дому его отца, Хосокавы Ёкичи. Женщины выскользну­ли как тени.

– А мы будем защищать деревню, – сказал Морисита. – Вы пойдете с нами.

Мужчины кинулись снарядиться, но Морисита предупредил:

– С собой ничего брать не надо.

Корейцы стали выходить в чем были. Как-то само собой полу­чилось, что за каждым корейцем на тропе очутился вооруженный японец.

Первым шел Маруяма, ему дышал в затылок Киосукэ Дайсукэ. Замыкали шествие Хосокава и Чиба Масаси.

Корейцев начали убивать там, где уже лежал труп Хироямы. Сигналом послужил знакомый крик Киосукэ Дайсукэ, снова пу­стившего в ход свой ремень: