не является языком в смысле Матураны, позволяющем достигать «коор-

динации координации поведения» живых существ.270

Более того, без опыта языка наблюдатель не мог бы в поведенче-

ских сигналах и жестах отделять акт сообщения от информации, т.е. не

просто наблюдать, а понимать, что жестикулирующий не просто двигает

членами, а передает некоторый смысл.

«Если до появления языка живые существа жили в рамках взаим-

ных структурных соответствий и были подвержены коэволюции, то язык

делает возможным еще и оперативное соответствие, которое может быть

рефлексивно проконтролировано участниками. Это дает им шанс выклю-

чится из определенной среды и предоставляет их самоорганизации воз-

можность дистанцироваться от объектакоммуникации. Каждый продолжа-

ет восприниматься, но понимается только в рамках того, что он созна-

тельно включает в языковую коммуникацию. В результате вместе с нор-

мализацией и рекурсивной интенсификацией операций соответствия об-

269 Luhmann N., Die Gesellschaft der Gesellschaft. Frankfurt, 1997. С. 110.

270 Maturana R. The Biological Foundations of Self-Conscieusness and the Physical Domain of Expistence. // Kuhmann N, Beobachter: Konvergenz der Erkenntnistheorien. Mьnchen, 1990, С. 47-117.

139

разуется собственная автопоэтическая система языковой коммуникации, оперирующей самодетерминированно и совместимая с рефлектированным

участием индивидов».271

Доязыковая коммуникация полноценна: она способствует морфоге-

незу социального порядка, о чем свидетельствуют наблюдения за насе-

комыми и животными. Доязыковая коммуникация обладает сигнальной

природой. Но сфера применения сигнала как производителя «anticipatory reactions» (упреждающих реакций)272 при этом еще очень узка: в нее

входит только указание на типические, повторяющиеся зависимости про-

шлых и будущих событий, которые не могут быть распознаваться как са-

мостоятельные.

Другое дело, когда жесты и звуки начинают применяться как знаки.

Сигнал самостоятелен, он ни к чему не отсылает. Знак является формой, которая маркирует различение обозначающего и обозначаемого. Он со-

держит в себе отсылку не к внешним событиям, а к событиям, «репрезен-

тируемым» внутри языковой системы. Язык функционирует только тогда, когда существует понимание того, что слова не есть вещи, что первые

лишь обозначают последние, т.е. когда возникает различение между

предметной и семиотической реальностью. Благодаря этому различению

появляется осознание «жесткости», судьбоносности, недоступности ре-

ального мира.

В противовес традиционным теориям знака как именования Луман в

качестве ключевой выдвигает изоляционистскую трактовку природы зна-

ка. Она опирается на гуссерлевское различение ноэмы и ноэсиса как

внутренних смысловых структур. «Различие обозначаемого и обозначаю-

щего является внутренним различием, не предполагающим, что суще-

ствует внешний мир, который обозначается. Ее особенность состоит в

изоляции этого различения, благодаря которой достигается то положение

дел, когда отношение обозначающего и обозначаемого остается стабиль-

ным независимо от контекста использования».273 Подобные стабильность

271 Luhmann N. Soziale Systeme. Frankfurt, 1987. C. 211.

272 Rosen R., Anticipatory Systems: Philosophical, Mathematical and Methdological Formula-tions, Oxford 1985. С. 145.

273 Luhmann N. Soziale Systeme. Frankfurt, 1987. C. 209.

140

и изолированность, предполагающие точность копирования образцов, мо-

гут быть достигнуты только благодаря полной произвольности назначе-

ния знаков. Это объясняет чувствительность к отклонениям в звучании, в

результате которых языковые формы сразу перестают узнаваться.

Эволюция стереотипического использования знаков – это лишь

условие эволюции языка, решающим фактором которой становится воз-

можность оперативного замыкания коммуникационных систем посред-